Почему из-за радиоактивных отходов эра АЭС подходит к концу, что делает МАГАТЭ на Запорожской АЭС и чем грозит работа реакторов под обстрелами, рассказал физик-атомщик, эксперт Российского социально-экологического союза Андрей Ожаровский в большом интервью изданию «Украина.ру»:
— Андрей Вячеславович, что сегодня происходит с атомной энергетикой? Какие опасности она в себе несет даже при аккуратной эксплуатации? И что нужно сделать, чтобы атом был мирным?
— Это два разных вопроса – мирный и безопасный. Давайте с простого. Мирный… Неизбежно на любой атомной станции, где используется топливо на основе урана образуется плутоний. Плутоний — искусственный радионуклид, имеющий военное значение, из которого можно изготавливать начинку для ядерных взрывных устройств. Это одна из причин озабоченности, в том числе на Запорожской АЭС.
Поскольку, как это ни странно, до сих пор непонятно, кто там главный. Кто отвечает за всё? С одной стороны — российские войска на территории, с другой – российская корпорация «Росатом» не признает, что это российская атомная станция. То есть как-то странно.
Нельзя считать ее украинской, потом что там только персонал, ему платит зарплату Украина. Больше [Украина] никаких рычагов не имеет, поэтому не может нести ответственность за то, что там происходит.
А в узком смысле – это ответственность за ядерные материалы. За отработанное ядерное топливо, которое сейчас должны были буквально физически пересчитать представители МАГАТЭ.
У них основная цель была проверка состояния и наличия ядерных материалов, поскольку в результате захвата станции был утерян контроль за дистанционными системами наблюдения за перемещением вот этих самых материалов. Это или свежее топливо низкого обогащения с ураном, или уже плутониевое с образовавшимся плутонием.
Это про мирный атом. И связь мирного и военного атома – там стеночка очень тонкая. Поскольку любая атомная станция имеет те же самые вопросы. Просто там есть четкое понятное движение ядерных материалов, и в России, в отличии от Украины, есть право производить ядерное оружие.
Поэтому за Россией такой контроль не осуществляется, у нас страна, как Франция, Индия, Пакистан, это ядерное государство и как их ограничивать? Всем остальным странам международный договор о нераспространении ядерного оружия запрещает это делать.
— В своих соцсетях вы писали о том, что безопасных АЭС не бывает, это так?
— Хорошо, что вы это заметили, по действующим нормативным документам, любой реактор атомной станции, исследовательский реактор относится к категории ядерно и радиационно-опасный объект. Что значит ядерно опасный? Может возникнуть неконтролируемая цепная реакция деления и произойдет что-то подобное Чернобылю. Вот такой вот ядерный взрыв, но маленьких масштабов.
А может произойти без цепной реакции утечка, то есть выброс радиоактивных материалов в окружающую среду, что и является основной проблемой.
— То есть отработанного топлива или другое что-то?
— Всего, что … В принципе, вот эти новые радионуклиды. Для эколога вот эта фабрика новых радионуклидов, которые опасны, и с которыми не понятно, что делать. Так что, в основном это содержится в ядерном топливе, и может быть, в других средах, связанных с работой первого контура. Не будем углубляться. Там очень много разных типов радиоактивных отходов.
Часть из них газообразные и частично удаляются через вентиляцию при нормальной работе.
Что понимается под радиационно опасным объектом? Объект, на котором может произойти утечка радиоактивных веществ в окружающую среду. Чем это опасно, если вещества находятся не в контейнерах, не в реакторе, не в хранилищах.
Они тогда участвуют в круговороте веществ и попадают в организм человека через воду или еду, или, еще хуже, если выброс идет в воздух. Тогда с вдыхаемым воздухом оседают внутри. И мы получаем внутреннее облучение, от которого нет защиты и нельзя защититься простым методом. Если ты находишься на загрязненной территории – уходи оттуда. Это и называется эвакуация.
Как после Чернобыля из Брянской области вывозили людей, из Могилевской области Белоруссии, из Украины за сотни километров от реактора. Есть просто такая сказка, что там все легло в 30 километрах от ЧАЭС. Нет, конечно! Можно карты смотреть – загрязнение было огромным.
Можно защититься, просто эвакуировавшись с загрязненной территории. А когда радионуклиды в организме, почистить себя крайне сложно. То, что алкоголь помогает – это сказки. Есть вещества, которые помогают вывести, но это сложно, это оставим медикам.
Вот попытка осветить эти два вопроса. То есть да, ядерные материалы могут быть прекурсором… Ну не то, чтобы каждый, кто получит ведро ядерных отходов, сделает у себя в подвале ядерную бомбу – нет. Но за этими веществами установлен международный контроль. Чтобы вот всякие террористические организации или режимы, а есть и такие, не обзавелись ядерным оружием из материалов, которые где-то стырили.
Скажу так, именно из-за этой заварухи есть на ЗАЭС ситуация правового вакуума. Могло мировое сообщество предположить, что какие-то материалы утеряны, но, скорее всего, этого не произошло. Это не ведро, чтобы это утащить, нужен огромный контейнер, несколько десятков тонн, да и всё это хорошо видно из космоса.
Вот эти бетонные контейнеры, это не так просто утащить. Опасения были, что раз ситуация с правовой точки зрения не решенная и нет дистанционного контроля и можно допустить, что кто-то утащил контейнер, отвез, условно, в порт Бердянска или Мариуполя. Хотя там тоже Россия контролирует.
Я надеюсь, МАГАТЭ сейчас подтвердит, что этого не произошло.
— То есть либо отработанное, либо сырое топливо, целый контейнер?
— Да, два типа ядерных материалов, высоко обогащенного урана там нету. Давайте подробнее. Если даже утащить низко обогащенный уран, его все равно надо загрузить в уранообогатительный комбинат, то есть, строить эти центрифуги, как исламские ребята в Иране там делают.
И да, конечно, проще дообогащать немного обогащенный уран, но не то, чтобы сразу из него можно сделать бомбу. Есть такой серьезный барьер. С отработанным ядерным топливом примерно такая же ситуация. Да, в нём есть плутоний, но, чтобы вытащить несколько десятков килограмм плутония, а там для начинки столько надо. Для этого нужно что-то вроде комбината «Маяк», нужно серьёзное химическое производство. Выделить миллиграммы плутония можно в условиях университета, но так, чтобы начать создавать бомбу – это долго и дорого.
— То есть на любой атомной станции есть оба вида этого топлива, так что вероятность мала, но она есть.
— Да, на любой атомной станции есть. Теоретически да.
— Что вы можете сказать о режиме безопасности на Запорожской АЭС до обстрелов и всей этой ситуации?
— Погодите, у вас был еще очень правильный вопрос, а в чем опасность АЭС, если их никто не обстреливает и не бегают вокруг вооруженные люди. Я исследовал вопросы обычных атомных станций. Есть у нас однотипная Ростовская в городе Волгодонск. Я был на общественных слушаниях, там приводились документы о безопасности. Там один раз было, а это Росатом публиковал, потом перестали публиковать, это материалы для общественных обсуждений, там просто это несколько томов, мало кто это читает.
Там про такой же реактор ВВЭР-1000, там четко про него, с такими же энергоблоками и зданиями, сказано, что будет в случае сценария аварии при обесточивании станции. А там это сплошь и рядом, там нет надежных ЛЭП, то отключается, то подключается, если не включаться резервные дизель-генераторы, то расплавление активной зоны начнется через 2.5 часа.
А через 5 или 5,5 часов будет проплавлена нижняя плита реактора. И вот этот расплав температуры вулканической лавы уйдет в водоносные горизонты, испарит воду и будет огромной силы паровой взрыв, который разнесет просто реакторное здание. Вот прям такое написано было.
Вот проплавление через два часа начнется, и заливать дальше нет смысла, если там уже будет температура 1000 градусов, уже вода не сможет охладить, никакая система безопасности это не остановит.
На новых АЭС для этого есть специальное инженерное устройство, называется «ловушка расплава активной зоны». Но на этом старье, что на Ростовской, что на Балаковской, что на Запорожской, это же советское старье, 1960-ых годов разработки, 1970-ых годов постройки.
Сам проект ВВЭР-1000 он ничему не соответствует, единственное, он надежный, пока нигде не взрывался ни разу. Но цена даже таких маловероятных событий слишком велика, это не особо кого-то убеждает.
Всё это касается и Запорожской станции. Если там все обострено по действующим российским стандартам, российские АЭС должны иметь резервные линии электропередач. Не помню точно, на 2 или 3 ЛЭП больше, чем нужно, чтобы выдавать мощность. Понятно, для чего это сделано. Если вдруг поломка или ремонт, должен быть резерв, чтобы станция работала и выдавала мощность.
При обрыве ЛЭП на Кольской АЭС было в 1993 году 2 февраля. И второй такой сценарий мы видели на Фукусиме. Реакторы фукусимские начали выбрасывать радиацию не потому, что не были заглушены. Они были штатно заглушены автоматикой, они готовы были к землетрясению.
После того, как смыло ЛЭП и те самые резервные дизель-генераторы, охлаждение стало невозможным и вот этот сценарий реализовался.
Там было частичное расплавление топлива, но они не допустили проплавления, когда они начали закачивать воду из океана. Но там авария шла ровно вот по этому сценарию. Причина Фукусимы это не землетрясение и цунами, а обесточивание. Они залили туда воду, всё это было ужасно, вода испарялась и уносила радионуклиды из реакторов, но сами корпуса не расплавились насквозь.
— Говорят, что снаряды если и попадут в здание реактора (контейнмент), ничего ему не будет, так ли это? По разным данным различных экспертов-ядерщиков вероятность чернобыльского сценария разниться. Какие варианты наиболее вероятны при продолжении таких обстрелов станции, как сейчас?
— Авария в результате обстрела – тут важно подчеркнуть, что вот эти огромные защитные оболочки, да, это толстостенный бетон, но сама защитная оболочка настолько велика, что она достаточно хрупка.
Вот толщина оболочки по сравнению с ее размерами достаточно маленькая. Поэтому она, безусловно, защищает энергоблок от обстрела легким вооружением, но артиллерийские системы калибром более 150 миллиметров, могут повредить бетон оболочки. Это не мои данные, были соответствующие европейские исследования.
Ну в крайнем случае, даже если попасть в бетон и будут сыпаться эти бетонные глыбы на вот эти трубопроводы и сам реактор, тоже не очень хорошо. Даже если сама оболочка целая, то внутри из-за попадания снарядов, там же идет ударная волна, она разрушает изнутри.
Кроме того, есть бетонобойные снаряды, которые пробивают и не такие оболочки. Есть и артсистемы намного больше, чем 150 миллиметров, там есть баллистические ракеты, крылатые, в этом конфликте.
То есть, там есть системы вооружений, которые могут разрушить бетонные защитные оболочки. Разрушение ее могут приводить к нарушению работы первого контура, трубопровода, реактор, парогенератор — тоже очень нежная вещь.
Если реактор находится на мощности, вот это всё приводит к тому, что накопленные в реакторе радионуклиды выплёвываются давлением, там давление 16 мегапаскалей, температура 300 градусов. Чтобы вода была жидкая, нужно давление, иначе испарится. Когда реактор разгерметизируется, всё это мгновенно вскипает.
При расчетах, которые я постоянно рассказываю, вот эти австрийские расчеты — карты «Флексриск». Одна четверть или пятая часть накопленных радионуклидов может быть выплюнута в окружающую среду. Но и этого хватит, чтобы загрязнить территорию на сотни квадратных километров. Дальше зависит от погоды.
Или всё концентрировано выпадет на одной территории, тогда эвакуация оттуда нужна. Или это размажется, это даже хуже, там сельское хозяйство будет на черноземах этих невозможно. Всё это крайне неприятно.
Скажу вам, что эти австрийские исследования завершены в 2012 году. Они никакого отношения к вооруженному конфликту не имеют. Это расчеты, как если бы реактор взрывался по своим внутренним причинам, ну как в Чернобыле. Там же никто не обстреливал, но он взорвался. Сейчас могут быть и большие объемы радиоактивных веществ выброшены.
А это и есть мерило опасности. Вот сколько радионуклидов будет выброшено в окружающую среду в результате катастрофы. Я могу оправдать тех людей, которые говорят, что это может быть новый Чернобыль. Тем, что они не имеют ввиду графитовые пожары и 14 дней выбросов, там нет графита в этом типе реактора. Они имеют ввиду под этим сравнимые по объему выбросы.
— На ЗАЭС не закрытое хранилище СХОЯТ. Это же совсем мало защищенная конструкция. Эксперты говорят, что там это делала неизвестная фирма американская, выбрали ее украинцы исходя из-за дешевизны проекта. Вам об этом что-то известно?
— Это не особенность Запорожской атомной станции. Это любая станция так. Принято в ряде стран хранить отходы ядерной энергетики рядом с местом их производства. В США тоже рядом с большинством АЭС есть такое хранилище.
— Я читал, что немцы Киеву предлагали вариант получше, но от него отказались из-за цены.
— Ну давайте посмотрим наши закрытые хранилища под Красноярском. Там нет защитных оболочек. Это обычное цеховое здание, как если это был бы склад мебели. Это не защитило бы. От ветра и снега, но вот эти металлобетонные контейнеры, они показали свою надежность именно в США. Там принята такая концепция. Там рядом с почти каждой станцией хранилище. Они не смогли договориться, куда вывозить это всё.
А вот перевозка на дальние расстояния, и складирование отходов в одном месте создает лишнюю уязвимость. Но тут нет хорошего решения. Вот хранить рядом с АЭС плохо, мы видим, что может подвергнуться обстрелу, нападению.
В крайнем случае, захватить могут. Вывозить тоже плохо по этим же причинам. Закапывать – вообще не вариант, потому что мы не знаем, какие геологические слои себя ведут в таких долгосрочных перспективах, это даже не сотни лет, а тысячи.
— Может быть землетрясение или смещение почвы, эрозия, другие катаклизмы.
— В этом и вопрос. Мировая атомная энергетика стоит перед большим кризисом. Непонятно, что делать с радиоактивными отходами. Десятки лет понятно – хранить рядом со станцией, а сотни и тысячи лет как хранить без происшествий, не ясно.
Сказать, что Запорожская АЭС – самая плохая или самая хорошая я не могу. В моем понимании, Запорожская станция абсолютно рядовая. Единственное там на Балаковской, например, 4 блока, а тут 6. Настроили слишком много реакторов. И там есть это сухое хранилище, у нас нет такого. Только в Германии и Литве. Ну у нас другая концепция была, всё вывозилось. Только временные мокрые хранилища и централизованные, комбинат «Маяк» в Челябинской области или в Красноярский край на Железногорский горно-химический комбинат.
Я бы не стал выделять Запорожскую АЭС, она вполне надежно работала. Все шесть реакторов там не нужны. Почему строились четыре на всех советских АЭС, один в ремонте, один в останове, остальные работают. Вот также происходит. На Кольскую посмотрите, всегда два реактора выключены, просто спроса нет. То есть это зависит от потребителей. Так и с Запорожской, впервые в феврале вывели в работу все 6 реакторов. Она вполне демонстрировала работоспособность адекватно этому старому советскому проекту ВВЭР-1000.
— Сейчас Миссия МАГАТЭ ходит по этой станции, что-то измеряет. Какой будет итог? Они пройдутся, напишут отчет и это ничего не поменяет или как? Что думаете? Должны же люди осознать, что не нужно с эти играться.
— Во-первых, нет итогов миссии. Я вот сейчас на сайте МАГАТЭ смотрел, там последняя публикация за 28 августа – что миссия выехала. Все заявления, которые сейчас идут, это пиар. Это не документы, это мнения Гросси и какие-то заявления, которые он должен делать. Я их не собираюсь даже читать, потому что это не отчет. Они только указали, какие у них цели визита.
По каждой из четырех целей я хочу видеть отчет, по 10 страниц текста. Какой физический урон нанесен, пробоины в крыше, их надо квалифицировать, идут же психологические операции во время конфликта. Правду найти сложно, все врут. Поэтому здорово, что МАГАТЭ приедет и зафиксирует там что-то.
Они должны зафиксировать физический ущерб, оценить работоспособность основных и запасных систем безопасности, тут я совершенно не понимаю, как они это сделают. Там шесть энергоблоков, там надо месяц лазить, включать и выключать разные штучки, проверять уровни воды в разных ёмкостях и гидробаках под давлением.
Это невозможно сделать за часы или несколько дней. Тем более, такой ограниченной группой. Ну посмотрим, может оставшиеся как раз этим и займутся. Будут ходить с блока на блок и смотреть. Они это обещали. Третье – оценка условий работы персонала, вообще не понимаю, как они это будут делать.
Тут основной кипишь идет, потому что одна сторона говорит, что всё хорошо и украинцы рады работать под руководством Росатома. Другая сторона, что их там убивают и пытают, заставляют говорить, что рады работать.
Здесь, в моем понимании, миссия никакой ясности не может внести. Эта миссия невыполнима.
И еще они должны провести срочные мероприятия по гарантиям безопасности – учет ядерных материалов. Это пересчет контейнеров, свежего топлива. Это, я надеюсь, они сделают. Ждем отчетов. Я так понимаю, они выбрали тактику не делать официальных заявлений по ходу миссии.
Здесь требуется выверенный документ, а не какие-то эмоциональные заявления. Ждем. В лучшем случае, получим какую-то объективную информацию.
Так вышло, что МАГАТЭ занимается еще и выдачей рекомендаций. Они следят и за нераспространением ядерного оружия и выдают рекомендации по безопасности.
— Все же, насколько близка катастрофа в итоге. Пока вероятность низкая, я верно понял?
— Нет, она близка, потому что существующая ситуация многократно увеличивает опасность станции по сравнению с обычной работой. Мы же обсуждали, иногда даже не нужно никакого воздействия, чтобы что-то произошло. Возможен же и непреднамеренный обстрел, ошибки наводчиков, работа ПВО, осколки или ракеты могут тоже сбиться с курса и попасть не туда, куда надо.
Это типичное для атомной станции состояние, когда вероятность такого события действительно не велика, но цена аварии слишком огромна. Вот что надо понимать.
Плюс совершенно нельзя исключать и сценарий специального обстрела. Объяснять не буду, военной перспективы у таких вещей нет. Но существует много примеров, когда у людей, скажем так, помутнялся разум.
Словом, нужно исключить любые, даже случайные, но маловероятные события, которые могут привести к тяжелой радиационной катастрофе.
Александр Светлов («Украина.ру»)