Рассказывать об атомных проектах надо умеючи. Особенно, если проекты эти создаются на том участке ядерной отрасли, что обозначен особым титулом «Обращение с радиоактивными отходами (РАО)». Такая тематика для журналиста подобна минному полю, куда лучше не соваться без должных навыков, а, главное, без бывалых «саперов» — экспертов атомного профиля.
Но может случиться и так, что настырный автор без каких-либо согласований и советов все же решится осветить в медийном пространстве свои смелые мысли по данной теме. Тут, вероятней всего, ждут его жесткие коллизии. Сразу прилетит взрывная волна негодования из атомного ведомства. Следом вскипит местная власть, упрекая смельчака чуть ли не в подстрекательстве к «зеленому» бунту против святая святых — ожидаемых атомных дотаций в муниципальный бюджет. Бывает, что и протестная сторона — экологически вспыльчивые граждане — вдруг обвинят автора в неком грехе.
Словом, к освещению в СМИ проблем консервации и ликвидации радиоактивного мусора необходимо подходить с должной осторожностью и по разведанной тропе, так сказать, профессионально…
Теперь конкретно. Мне и группе моих коллег из сосновоборских СМИ повезло. На тропу познания колючей атомной тематики нас вывели профессионалы из ФГУП «Национальный оператор по обращению с радиоактивными отходами» в лице Марии Победаш, специалиста отдела по связям с общественностью. И путь нам открыли, прямо скажем, соблазнительный: в целях ознакомления с передовым опытом захоронения РАО, посетить Францию — самую атомную страну Европы.
Принципиальное уточнение. Согласно действующему закону ФГУП НО РАО обязан привлекать представителей СМИ к освещению всех вопросов обращения с ядерными отходами. Действует здесь и международная программа. В соответствии с Меморандумом, заключенным меж атомными ведомствами РФ и Франции еще в 2012 году, национальному оператору предписано активно содействовать развитию двустороннего сотрудничества в области обращения с РАО, информирования населения и формирования общественного мнения при создании пунктов обращения с РАО.
В общем, творческое задание было определено. Но признаюсь: червь сомнения, все ж проснулся. За строками программы технического тура, как подтекст, угадывалась формула другого смысла. Пусть, де, журналисты оценят со стороны — через призму французских «могильных» технологий — планы по вероятному захоронению РАО на территории города Сосновый Бор. Неужто?
НАШ ЧЕЛОВЕК В ПАРИЖЕ
В парижском пригороде с почти марксистским названием коммуна Шатне-Малабри нас встретили тишь и благодать. Когда-то в разгар эпохи Ренессанса в этой тиши дерзко философствовал вольнодумец Вольтер. Позднее романтичный дипломат Шатобриан слагал здесь душевные вирши. Вышло так, что названием своей последней книги «Замогильные записки» романтик, можно сказать, предсказал будущность родной коммуны. Сегодня вдохновенные атомщики творят здесь проекты знаменитых «могильников» — пунктов захоронения РАО, то есть ПЗРО.
Итак, визитная карточка: «Национальное агентство Франции по обращению с радиоактивными отходами», коротко ANDRA. Четыре стеклянных корпуса, похожих на аквариумы. Над кровлей каждого из них, по воле архитекторов, парит еще одна крыша, пробуждающая в русской душе расхожий парижский образ — фанера, летящая над… За стеклянными стенами агентства, будто в подводной тишине, проплывают люди — работа идет.
Попадаешь внутрь здания и с порога начинаешь удивляться: нет никаких «бюро пропусков», хмурых охранников, магнитных ловушек, рентгеновских взглядов. Только административная стойка и дежурные улыбки дежурных. Естественно, возникают вопросы. Куда мы попали? Это проходной двор или обитель особо опасных технологий? Где барьеры безопасности? Где защита ядерных тайн?
Ответы получаем уже в офисе для презентаций от Елены Боля, координатора отдела международного сотрудничества ANDRA. Особых тайн нет, секретность в агентстве отсутствует, как таковая. Это стратегически важно. Открытость и гласность — те печки, от которых, образно говоря, пляшет вся французская система работы по формированию общественного мнения в вопросах обращения с РАО и атомной отрасли в целом. Открытость офисов, проектов, архивов, сайтов, самих ядерных объектов. Гласность дискуссий, идей, публикаций, экспертиз, любых предложений. Не ради помпы и рекламы. Все нацелено на социальный результат — формирование абсолютного доверия граждан к работе агентства.
Масштаб ментального интереса впечатляет, свидетельство тому — атомный туризм. Конечно, АNDRA — это не Лувр и не Нотр-Дам де Пари, однако, объекты агентства и атомной отрасли за год посещают десятки тысяч граждан всех возрастов, сословий, стран. Желания людей очевидны: убедиться в безопасности технологий обращения с мирным атомом.
Но вернемся в зал презентаций, где портрет ANDRA электронной кистью рисует нам очаровательный специалист Елена Боля. Под всплеск аплодисментов вдруг выясняется, что она — наш человек в Париже. Именно так. Родилась и выросла в Сосновом Бору. Ближайшие родственники — работники ЛАЭС. Родители были направлены в литовский город Снечкус, на Игналинскую АЭС. По обломкам перестройки перебралась во Францию. Проектировала атомные мощности. Пригласили работать в ANDRA. Это большая удача, поскольку коллектив агентства высочайшей научной пробы — из 650 сотрудников 400 имеют ученые степени!
Схемы, карты, таблицы высвечиваются на экране… Взгляд вглубь истории. Французы утверждают, что в данной отрасли они были первопроходцами: пока две ведущих державы мира разбирались с боеголовками и ядерными приоритетами, Франция засеивала свои виноградно-яблочные провинции атомными энергоблоками, и уже в 60-х вырастили с десяток станций различных типов. Сегодня в работе 58 реакторов на 19 АЭС, и аппараты типа «ВВР» обеспечивают почти 80 процентов потребностей в электроэнергии.
…Когда в конце 1960-х тяжелые углеводородные тучи от ТЭЦ над кантонами и коммунами стали рассеиваться, превращаясь в белые облачка от градирен АЭС, неудержимое накопление в стране опасных РАО стало обрастать злыми проблемами. Тогда и был учрежден отдел по обращению с РАО при комиссариате по атомной энергии Франции — первая официальная структура.
Новичок напрямую подчинялся ведомству — владельцу ядерной энергетики и промышленности. Хозяин давал деньги, от его щедрости, по существу, зависела эффективность всех мер по консервации, переработке, захоронению РАО. Новый отдел взялся за создание первого в мире пункта окончательного захоронения (ПОЗ) для РАО 3 и 4 классов, то есть отходов средней и низкой активности.
УТИЛИТАРНЫЙ ПОДХОД
Переформатирование власти во французской атомной отрасли произошло в 1991 году. Подробности этой реформации, на мой взгляд, могут быть полезны для оценки параллельных проблем в обращении с российскими РАО. Потому выделяю важное.
В течение почти тридцати лет (вплоть до 1990-х) здесь нарастали негативные тенденции в системе работы с РАО. Этот исторический факт наш консультант Елена Боля объяснила лаконично: возник конфликт интересов. Если подробнее: у конфликта было несколько сторон, каждая со своими требованиями, и подвести под общий знаменатель отдельные интересы не удавалось. Доминировал хозяин РАО — ведомство. Политики такую ситуацию называют революционной: низы не хотели, а верхи не могли.
Воздадим должное верхам. Надо очень любить свою страну, народ и чтить принципы демократии, чтобы однажды, отбросив амбиции и корысть, крупный бизнес поддержал в парламенте реструктуризацию, то есть, сам разрушил «бастилию» атомного всевластия и передал важный сектор отрасли под управление неоперившемуся общественному агентству.
Завидный пример, достойный подражания!
В 1991 году был принят декрет о создании ANDRA — независимого, полномочного оператора существующих пунктов окончательного захоронения РАО с профильными функциями по проектированию, лицензированию, строительству, международным связям. Документ предусматривал широкий спектр работ агентства сроком на 15 лет. Труд коллектива ANDRA завершился научным отчетом, по которому в 2006 году был сверстан действующий ныне закон, красноречиво именуемый Законом о прозрачности и безопасности.
Добавлю, ныне в обращении с РАО предусмотрен трехгодичный цикл для обновления стратегии научной деятельности и проектных целей. Никакого застоя.
Важный аспект — подчиненность. Процесс вознесения на высшую ступень свободы, то есть получение общественного статуса, для АNDRA завершился почти по К. Гольдони: закон предписал агентству служить даже не двум, а сразу трем господам. Три министра — энергетики, окружающей среды и исследований — содействуют и контролируют его деятельность. Утилитарный подход: работать под таким мощным колпаком, как показал опыт, проще и эффективней.
УЛЫБКА В НОРМАНДСКОМ ФОРМАТЕ
Предыстория такова.
В начале IX века на этот живописный берег с севера пришли норманны, огнем и мечом основали Нормандию.
В июне 1944 года здесь высадился десант союзников по антигитлеровской коалиции — был открыт «второй фронт».
В конце 60-х в окрестности города Шербур (уже прославленного фильмом и бессмертной мелодией М. Леграна) прибыли строители и атомщики, чтобы создать форпост борьбы по ликвидации РАО.
В основу проекта пункта окончательного захоронения РАО «Ла Манш» была положена геологическая красота — высокий холм (180 метров), удаленность от водоносных горизонтов, подходящий грунт. Поначалу хоронили отходы просто и дешево — траншея, кирка, лопата. С ядерным мусором не церемонились — первые партии мешков укладывали прямо на грунт. Дожди откорректировали методику. Срочно залили площадки из бетона, проложили дренаж. В дальнейшем появились прочные упаковки, бетонные отсеки, тоннели для контроля — множились барьеры безопасности. Технология захоронения отрабатывалась буквально в боевых условиях, чтобы после дать жизнь проектам сразу двух новых могильников в департаменте Об.
В 1994 году первый пункт окончательного захоронения РАО был заполнен. На площади 15 гектаров в течение 6 лет шло строительство мультипокрытия — засыпка специальными грунтами, укладка гидроизоляционной геомембраны, прокладка дренажных и сигнальных трубопроводов с контрольными скважинами.
…Ла-Манш предо мною, один в тишине стою на вершине…
Подстраивая личные впечатления под Лермонтова, стою на вершине зеленого холма. В лазурной дали шумит Атлантика. Говорят, летом здесь полно отдыхающих. Неподалеку за оградой пункта окончательного захоронения РАО пасется черно-пестрое стадо коров, с ними пастушок, зеленеют деревца — пастораль! Людских тревог по поводу РАО как-то не наблюдается.
Зеленая благодать радует глаз и на территории могильника. Здесь по широкому лугу, как по футбольному полю, в сопровождении экскурсоводов ANDRA бродят коллеги — журналисты. Убеждаются: все чисто. Устои безопасности нерушимы. Встретились даже с кустами краснокнижных растений, усыпанных цветочками. Те прижились здесь не хуже, чем в родной Испании.
Но риски, оказывается, все же имеются — зоологические. Мари-Пьер Жермен, специалист по связям с общественностью пункта окончательного захоронения «Ла Манш» сетует: атакуют кроты и прочие зверюшки. Эти землеройки способны повредить защитные мембраны под насыпью. ANDRA, конечно, могильную высоту обороняет. Но и нападающие не лыком шиты.
Признаюсь, как-то даже не верится, что под ногами на 8-метровой глубине покоится поистине бомба из 527 тысяч кубометров РАО средней и низкой активности. Заложили ее навечно, вернее, на расчетные 300 лет. Из них полстолетия пройдет под грифом «фаза мониторинга». Контроль и наблюдение будут обеспечивать работники ANDRA. Теперь у них одна забота: люди должны помнить, ЧТО здесь лежит…
Кстати, с западной стороны к пункту окончательного захоронения «Ла Манш» многополосным забором примыкает ядерный объект особого назначения — завод по переработке отработанного ядерного топлива (ОЯТ) AREVA. Грозное предприятие, но удивительно мирный и добрый вид — разноцветные корпуса-коробки, трубы, эстакады. Через ворота снуют машины разных марок. Меж цехами ходят работники в ярких спецовках. Никаких особых «зон» и сталкеров-проводников.
Между тем, высокоактивные РАО с этого гиганта ждут своего часа для захоронения на большой глубине в могильник, который пока только планируется. Точнее, работает подземная лаборатория Бюр-Содрон на глубине 500 метров, где специалисты ANDRA изучают возможность строительства в глиняных массивах геологического ПОЗ для РАО 1 и 2 классов.
Такая вот безопасность по-французски. Умеют же люди…
ЗА КАДРОМ
Настрой окрестных жителей, да и экологическую ситуацию в целом, лучше всего оценивать по оптимизму Жака Амелена, мэра ближайшего города Дигюльвиль (Нижняя Нормандия, Провинция Манш). Жизнерадостный глава излучает улыбки и рассказывает о благополучной жизни сограждан под крылом муниципалитета. Его можно понять. Два ядерных объекта — пункт окончательного захоронения «Ла Манш» и завод AREVA конкретно наполняют местный бюджет и дают рабочие места. Что еще нужно деловому мэру, чтобы оптимизм не иссякал?
Разговор продолжают два других видных регионала. Филипп Дальмань, президент ряда муниципальных сообществ и мэр города Сулен, где располагается действующий пункт окончательного захоронения «Сериза», и Стефан Гренье, генсек сообщества коммун Сулен. Оба занимают важные посты в местных комиссиях по Информированию, которые, как выяснилось, у населения в большой чести. Такие комиссии, согласно закону, создаются при всех атомных объектах и включают в свой состав представителей разных социальных групп и сообществ. Но не специалистов ANDRA, которые остаются лишь консультантами.
У таких комиссий много задач. Самая важная: через такие комиссии всегда можно произвести независимую экологическую экспертизу по конфликтным вопросам, оплата которой производится местной властью и другими источниками.
В ведении ANDRA в настоящее время находятся три пункта хранения РАО. Один — законсервированный пункт окончательного захоронения «Ла Манш». Два действующих — в департаменте Об. Технология захоронения РАО в них доведена до совершенства. Вектор замысла неизменный. Максимальный подъем над грунтовыми водами. Глубокая траншея, вмещающая объемы РАО более 1 миллиона кубометров. Бетонные отсеки. Временная передвижная крыша для защиты от осадков. Что здесь главное? Экономичность и технологическая простота строительства.
Впрочем, есть и другие идеи. Как пояснила Елена Боля, совсем недавно агентство вернулось к рассмотрению проекта иного варианта захоронения, от которого отказались еще в 1990-х. Это проект приповерхностного могильника для РАО 3-4 классов с долгоживущими элементами. (Подобный вариант захоронения ныне предложен «НО РАО» для реализации в Сосновом Бору). Тоннель должен пройти на глубине 60-70 метров в массиве глины. Вскрытие поверхности земли не планируется.
Получит ли путевку в жизнь этот проект — полная неизвестность. Отношение к нему у самих разработчиков ANDRA сложное — слишком дорог. При сопоставлении с действующими — дороже в несколько раз.
…В аэропорту имени генерала Шарля Де Голля мы простились с москвичками — кураторами нашего тура Марией Победаш и Тасей Зубаревой, улетавших столичным бортом. Когда наш лайнер протаранил дождевые облака и поднялся на голубую маршрутную высоту, я отстегнул ремни и прошелся по небу — меж рядов пассажирских кресел. Увидел своих коллег. Устало дремал Валерий Борщ, заместитель главного редактора «ТЕРА-СТУДИИ». Нацепив наушники, суровая, как радистка Кэт, слушала музыку Светлана Заводчикова, боевой репортер радио «Балтийский Берег». Жарко беседовали телередактор СТВ Диана Петрова и корреспондент газеты «Вестник ЛАЭС» Валерия Казанцева. Нина Князева, корреспондент газеты «Маяк», по существу, была за бортом, фиксируя на фото уплывающую Европу. Мирно спали оператор СТВ Алиса Осинцева и звезда веб-сайта «Мой Сосновый Бор» Катя Сыроваткина. Команда честно отдыхала после встреч, съемок, интервью, гостиничной суеты, автобусной тряски, красот Парижа — всего того, что всегда влечет в поездки журналистские сердца…
А я думал об этой поездке. Размышлял по делу. В ближайшее время репортажи моих коллег выйдут в народ, повествуя об увиденном и услышанном — богатом французском опыте захоронения опасного ядерного мусора. Это будут правильные, точные рассказы. Но как воспримут эти труды наши сограждане? Пропустят мимо ушей и глаз, не отрываясь от будничных хлопот? Или примут как дозу информации для успокоения «атомных» страхов? А может, все же, кто-то задумается о главном — о нашем будущем: как будут решаться проблемы захоронения РАО в родной стране?
Черт возьми, какие только вопросы не приходят на ум человеку на борту авиалайнера, летящего на высоте 12 тысяч метров со скоростью 850 километров в час!
Олег Тарасов («ТЕРА-СТУДИЯ», Сосновый Бор)