Зачем Советский Союз производил ядерные взрывы на своей территории, радиоактивные последствия которых никуда не исчезли и по сей день? О мирных ядерных взрывах в интересах нефтяной промышленности Прикамья рассказывает издание «Нефтянка»:
«Обеспечение» Осы
На волне успешного применения подземно-направленных ядерных взрывов для тушения мощных газопромысловых пожаров советские ядерщики всерьез и надолго «оседлали» Миннефтепром, убедив высокое начальство в том, как здорово совмещать полезное с еще более полезным — испытывать подземные ядерные устройства и увеличивать нефтеотдачу за счет разрыва продуктивных пластов.
Первой «жертвой» наметили крупное и новое Осинское нефтяное месторождение на юге Пермской области (ныне — края), открытое в 1960 году и введенное в эксплуатацию в 1963 году, с начальными извлекаемыми запасами около 75 млн тонн. Проект назвали «Грифон».
Основная нефтяная залежь месторождения находится в среднем карбоне, при этом рвануть решили зону серпуховских отложений. Технологию взрывов разрабатывала «Керосинка» (Московский институт нефтехимической и газовой промышленности имени И.М. Губкина), технический проект — ВНИПИ промышленной технологии. Работников буровой бригады временно перевели в Министерство среднего машиностроения (так официально называлось атомное ведомство) со всеми вытекающими последствиями — режимом секретности, подпиской о неразглашении, строжайшей дисциплиной, многоступенчатым контролем и… повышенной зарплатой. Точка заложения «ядерных» скважин находилась всего в 7 км от окраины районного центра Оса с населением 15 тыс. человек (население Осинского района — 40 тыс. человек).
Первый взрыв был осуществлен 2 сентября 1969 года. Окрестные жители ничего о «Грифоне» не знали, о взрыве не оповещалось, и поэтому были сильно напуганы. В домах рассыпались печки, разбились оконные стекла, упали люстры, посуда, мебель, появились трещины в капитальных зданиях детского сада №2, дома культуры, краеведческого музея и Свято-Троицкого собора. Самым ощутимым ущербом было разрушение нескольких сотен печей, притом, что во всем обширном районе было всего двое печников преклонного возраста. Руководители Осинского НГДУ и производственного объединения «Пермнефть», грустно шутившие: «Мы полностью «обеспечили» осинцев», вынуждены были свезти в район печников со всего Прикамья и снабдить народных умельцев большим количеством дефицитного огнеупорного (шамотного) кирпича.
Ровно через неделю, 9 сентября, бахнули второй заряд. К этому взрыву уже подготовились — заклеили стекла бумагой, крест-накрест, как во время войны, а детей из детсадов и школ вывели на открытые площадки, благо было еще не холодно. Совокупная мощность двух ядерных взрывов составила 15 килотонн («одна Хиросима»). Никакого ощутимого прироста добычи не произошло.
Цезий, стронций и тритий
В 1976 году, первом году десятой пятилетки, партия и правительство взяли курс на интенсификацию добычи нефти на Западном Урале. Именно в этом году пермские нефтяники вышли на рекорд добычи, приблизиться к которому уже не удастся никогда — 23,4 млн тонн нефти в год. Естественно, особое внимание уделялось повышению добычи на крупнейших месторождениях региона, включая Осинское, где решили существенно уплотнить сетку скважин. При этом две новые эксплуатационные скважины заложили в 5 метрах (!!) от устья «ядерных» скважин 1001 и 1002.
Последствия были вполне предсказуемыми — из-за нарушения целостности геотехнической структуры полости взрыва по трещинам земной коры наружу начали просачиваться радиоактивные вещества — изотопы трития, цезия-137 и стронция-90. Кроме того, в результате миграции радиоактивных веществ с подземными водами ареал распространения радиации вышел за пределы не только опытного поля, но и всей обширной территории нефтепромысла.
Бурение злополучных скважин было остановлено примерно в 20 метрах от куполов полостей ядерных взрывов. Среди пермских нефтяников весьма популярна версия о том, что продолжение бурения могло вызвать выход на поверхность критической массы радиоактивных веществ, и население Осы пришлось бы срочно эвакуировать.
Тем не менее, осинская радиация понемногу «расползалась» по стране и миру — в основном, из-за заражения готовой продукции, товарной нефти. Дело в том, что в отсутствие даже минимального экологического и радиационного контроля для повышения нефтеотдачи использовалась зараженная вода: в нефтяную залежь Осинского месторождения регулярно закачивалась подтоварная вода, содержащая радиоактивное загрязнение. В итоге были загрязнены 200 добывающих и 38 водонагнетательных скважин.
В середине 80-х годов, на волне перестройки и гласности, эту проблему, наконец, признали — ликвидировали «фонившие» скважины, создали полигон захоронения радиоактивного грунта и нефтепромысловых стоков, сформировали систему геоэкологического мониторинга, включающего контроль за радиационной обстановкой. Зараженный грунт по специальной технологии укладывался в длинные глубокие рвы (карты), бетонировался и засыпался, радиоактивные воды канализировались в естественные подземные карстовые полости в франско-фаменских карбонатных отложениях. К середине 2000-х годов эта масштабная и дорогостоящая работа была, в основном, завершена. В настоящее время радиационный фон на нефтепромысле нормальный.
Таежный тупик
В марте 1971 года атомщики зашли на самый север Прикамья, в Чердынский район, недалеко от границы с Коми АССР — там по проекту «Тайга» были взорваны три ядерных заряда по 5 килотонн каждый в целях предпроектных изысканий по строительству канала между реками Кама, Колва и Печора.
На месте взрыва, в заболоченной впадине, образовалось озеро, которое прозвали Ядерным. На отдельных участках «подопытной» территории до сих пор, спустя почти полвека, регистрируется повышенный уровень излучения, но в целом же радиоактивный фон там находится в пределах нормы. Среди леса сохранилась одна из шахт, представляющая собой огромную трубу из толстого железа, уходящую далеко в землю. По одной из версий, заложенная в нее бомба не взорвалась, по другой — этой шахтой не воспользовались.
Этими краткими сведениями я, пожалуй, ограничусь, поскольку к нефтянке проект «Тайга» не имел никакого отношения, и, к тому же, он вскоре был свернут (возможно, из-за того, что срочно понадобились большие деньги на БАМ, но это уже мои авторские фантазии). Кроме того, тамошние места абсолютно безлюдны — на десятки километров вокруг нет никакого жилья, не считая брошенных «лесных зон», вымерших деревушек и охотничьих заимок.
Гежский «коктейль»
Наиболее проблемной территорией Прикамья с точки зрения радиоактивности является промплощадка Гежского нефтегазового месторождения, расположенного на севере региона, в 25 км от районного центра Красновишерск (население города — 18 тыс. человек, района — 30 тыс. человек). Многопластовое месторождение с начальными извлекаемыми запасами около 32 млн тонн нефти, было открыто в 1971 году, после чего в течение 10 лет находилось на консервации. Гежская нефть с мощными газовыми шапками и высоким газовым фактором залегает в карбонатных рифах позднефранского геологического возраста, в сакмарских, башкирских, окско-серпуховских и турнейско-фаменских отложениях.
В 1981–1987 годах в рамках проекта «Гелий» с целью интенсификации добычи нефти и газа на Геже было произведено 5 подземных ядерных взрывов — взорваны однотипные боезаряды мощностью 3,2 килотонны каждый (в совокупности – аккурат «одна Хиросима»). Все взрывы были проведены в средней части мощного карбонатного резервуара, в 100-170 метрах от водонефтяного контакта. Заряды закладывались в технологических скважинах диаметром 168 мм, находящихся друг от друга на расстоянии от 1 до 1,5 км.
Гежское ноу-хау заключалось в том, что «ядерные» скважины после взрыва восстанавливались и использовались в качестве эксплуатационных. В результате разбуривания цементно-магниевых пробок технологических скважин образовывалась прямая связь с полостями ядерных взрывов, где сосредоточено более 90% радиоактивных отходов и непрореагировавшее ядерное горючее — плутоний-239 с периодом полураспада 25 тыс. лет.
В процессе освоения технологические скважины фонтанировали газовой смесью, состоящей из углекислого газа, водорода, радиоактивных и углеводородных газов, а также раствором хлористого кальция, газового конденсата и сверхлегкой нефти, загрязненной радионуклидами в опасных концентрациях. Состав гежского радиоактивного «коктейля» впечатляет — тритий, цезий-137, стронций-90, криптон-85, углерод-14, рутений-106. И весь этот ужас без всякой очистки закачивался в общий трубопровод и попадал на Гежский нефтегазосборный пункт, куда поступал практически весь объем сырья (весьма значительный), добытый на севере Пермской области.
Интересно, что последний взрыв на Геже произошел в апреле 1987 года, спустя год после Чернобыльской катастрофы, когда уже даже малые дети в СССР знали, что радиоактивное заражение — это страшное зло.
Радиоактивное наследие
Спрашивается — и из-за чего нужно было городить весь этот дикий огород? Никаких промысловых чудес не произошло — ни одна из «ядерных» скважин и залежей не дала скачкообразного прироста добычи. Частичный успех (если это слово вообще здесь применимо) был достигнут лишь на одном из пяти объектов — технологической скважине 403, где взрыв был произведен в августе 1984 года на глубине 2070 метров. Спустя год после взрыва восстановленная и освоенная скважина дала фонтан легкой нефти. В отдельные периоды суточный дебит нефти достигал 150 тонн — показатель для пермской нефтянки чрезвычайно высокий.
Увы, этот мощный фонтан оказался очень недолговечным. На трех других «ядерных» скважинах притоки были значительно меньше, а последняя залежь, взорванная на самой большой глубине (2016 метров), так и осталась «сухой».
В целом же взрывы привели к нарушению целостности горных пород, радиоактивному загрязнению недр и добываемой продукции. Тем самым значительно осложнилась добыча нефти и газа, поскольку радиоактивное заражение нефтенасыщенных пластов не позволяет использовать воду для закачки, и поэтому сырье добывается фонтанным методом, под воздействием естественного горного давления. Соответственно, интенсивность добычи на Геже была и остается очень низкой — за 36 лет эксплуатации выработка начальных запасов составила всего около 4%, мощности крупного промысла загружены примерно на 10%.
Но главная неприятность кроется не в низкой производительности Гежа, а в том, что это проблемное месторождение находится в зоне распространения проницаемых артинских, кунгурских и уфимских водонасыщенных горизонтов, которые имеют выходы на поверхность на территории обширного Вишерского бассейна, включающего реки Вишеру, Вижаиху, Язьву, Сурдью, Гежу, Колчим, Щугор, а также сотни малых рек и ручьев.
С учетом довольно решительных природоохранных и технологических мер, принятых на Гежском промысле за последние четверть века, можно сказать, что местная экосистема более-менее справилась с зловещим радионуклидным «компотом» — во всяком случае, об этом свидетельствуют данные геоэкомониторинга.
При этом очевидно, что никакой перспективы развития у Гежа и его спутниковых месторождений нет, а затраты на радиационный контроль и поддержание экологического баланса с учетом сильного радиоактивного заражения недр и подземных вод на долгие годы останутся постоянным и существенным обременением для работы вишерских нефтепромыслов.