В ночь на 26 апреля 1986 года жители городов Припять и Чернобыль мирно спали в своих квартирах, в это время на 4-ом блоке атомной электростанции решалась дальнейшая судьба их семей. В 1 час 23 минуты реактор взорвался.
Государственная комиссия, сформированная в СССР для расследования причин Чернобыльской катастрофы, основную ответственность за аварию возложила на оперативный персонал и руководство электростанции.
Спустя 37 лет, несмотря на широкомасштабные чрезвычайные меры по ликвидации и смягчению последствий трагедии, принятые как в первые секунды после взрыва, так и в последующие годы, Чернобыльская АЭС продолжает оставаться потенциальным источником опасности.
Что хранят в себе реакторы Чернобыля, как закрывали опаснейшую в мире зону и что осталось в воспоминаниях людей, рассказали ликвидаторы масштабной катастрофы конца XX века:
«Я работала в саркофаге»
Галине Константиновне Разгоновой об аварии стало известно от родных из Припяти. Ее брат вместе со своей семьей одним из первых узнал о взрыве, поскольку совместно с супругой трудился на одном из блоков станции в химическом цеху:
«В апреле 1986 мы с мужем проживали в Киеве. Уже через год, в июле, по линии МЧС в штабе мы оба получили направление на ликвидацию аварии. Пришлось проходить испытания вместе. С июля 1987 и по октябрь 1993 находились на опасной территории. Супруг выполнял поставленные задачи в 30-ти километровой зоне [аварии], на нем были задачи по строительной части. Я работала в саркофаге на третьем блоке в третьей смене лаборантом. Каждый раз приходилось спускаться под взорвавшийся реактор и делать замеры. Радиация чувствовалась, но страха не было, и это помогало в работе», – поделилась воспоминаниями с Baltnews Галина Константиновна.
Одна из самых тяжелых смен для нее выпала в день пожара на втором энергоблоке в 1991 году. Тушить пришлось своими силами, после чего много оперативников были госпитализированы. По возвращению домой пришлось долго восстанавливаться.
«Сплошная темнота и фонарики»
«Все было разрушено, сплошная темнота и фонарики, боязнь, что накроет с головой», – вспоминает период ликвидации Галина Васильевна Гаврилова, которая в тот момент работала в Курской области. О случившемся ей рассказала соседка, дочь которой увидела взрыв станции своими глазами:
«Во время прогулки она заметила «фейерверк», и решила пойти посмотреть. Позже стало понятно, что это был взрыв. Я, как и многие, не придала этому никакого значения. Всякое бывает в этом мире. Мало что ли подобного? Спустя несколько дней об этом начали рассказывать по всем каналам. Сначала говорили, что город эвакуируют на 3–5 дней», – отметила Гаврилова, добавив, что позже стало понятно – это мировая катастрофа.
«В 1987 году я перевелась работать на Чернобыльскую АЭС и проработала там до 1989 года. Двое, слава богу, уже взрослых детей остались дома. Хотя в первый раз я отказалась ехать в опасную зону. Во второй раз согласилась, и уже среди всех мужчин стала работать в турбинном цехе, восстанавливая третий блок. Позднее мы всей семьей переехали в Славутич. Мужа туда отправили гораздо раньше, в 1986 году. Его не стало в феврале прошлого года. Он ездил в зараженную зону вахтовым методом по 15 дней, был на месте самой аварии, видел саркофаг. Но подписал подписку о неразглашении информации. Знаю, что ходил под опасными балками, которые вот-вот упадут, его смена как-то выпала в день пожара на одном из мест, которое так и не удалось исследовать. За все время получил приличную дозу радиации.
Больше всего в моей памяти отложился день закрытия атомной станции. Это случилось в мою смену, встречали на тот момент президента Леонида Кравчука, было много корреспондентов. На место съемок я пойти не смогла. Тяжело морально было, я бы не вытерпела. Если бы ее не закрыли, я бы продолжила там работать. До последнего надеялась, что не все потеряно. До сих пор с дрожью вспоминаю тот день», – сожалеет Галина Гаврилова.
«Умирали очень тихо»
Сергей Николаевич Круглов оказался в числе солдат срочной службы. В опасную зону отправился уже 8 мая 1986 года:
«На момент аварии я проходил службу в инженерно-саперном учебном подразделении в городе Тапа в Эстонии. Командир роты как-то спросил: «Кто не хочет ехать на ликвидацию аварии в Чернобыль?! Выйти из строя!» Из всей роты вышли только 2 человека, дальнейшая судьба этих людей мне неизвестна.
Я один из первых ликвидаторов, кто в 4-м аварийном блоке делал железную дорогу под саркофаг и расчищал завалы. И когда работа на этом этапе была закончена, меня перевели на другие задачи. Это был и «рыжий лес» (получил такое название благодаря тому, что от высочайших уровней радиоактивного излучения деревья в лесу окрасились в рыжий цвет, несмотря на весну – прим. Baltnews), и могильники, и возведение фортификационных защитных сооружений в виде фильтрующих дамб, и множество другой работы. Приходилось жить в холодных палатках, спасала буржуйка, которую топили по очереди с сослуживцами», – рассказал Baltnews Сергей Круглов.
Проведенный на месте аварии Чернобыльской АЭС период остался в памяти ликвидатора как время трагических смертей и сильнейших ожогов. По словам Круглова, во время его службы погибло много пожарных:
«Умирали пострадавшие очень тихо. Тела отправляли в Киев. Один из запоминающихся случаев – когда после посещения зоны с повышенной радиацией, моего сослуживца даже не пускали на обед. Он много принял «на себя». Даже приняв душ, он излучал радиацию. А я кричал: «Пожрать пустите его, человек есть хочет». К сожалению, через несколько часов я потерял товарища на своих глазах. Он слишком много взял «на себя», – поделился Сергей Круглов.
Службу Сергей Николаевич закончил в сентябре 1986 года. По словам Круглова, момент прощания с сослуживцами был трогательный, пожимали друг другу руки, слезы били градом. И от счастья, и от того, что пережили. Дома его с нетерпением ждали родители и сестра.
«Некоторые даже не знали свою дозу радиации»
О чернобыльской катастрофе Григорий Васильевич Шичкин узнал от командования советской армии:
«В мае 1986 года я стал ее ликвидатором в отделении инженерной разведки. Были разные виды работы и техники. Возводили дамбы, были и в «рыжем лесу». Единственное, что избежали, – сброса графита с крыши реактора. Находился в зоне 5,5 месяцев до середины октября. Но потом вернулся не домой, а на прежнее место службы. Здоровьем пришлось заняться уже после дембеля. В карте ликвидатора была написана доза полученного рентгена – 20,8. Отмечу, что до конца июля мы были без дозиметров. Те, кто начал и завершил ликвидации раньше меня, даже не знали свою полученную дозу радиации.
У меня был и есть товарищ Сергей Геннадьевич Казаринов. Он награжден Орденом мужества. Часто с ним обращали внимание на то, как работают «крышные коты», еще их называют «партизанами». Они занимались ликвидацией уже на крыше станции, сбрасывали камни в реактор. Принцип был: один камень – один человек. Их смена длилась по 2-3 минуты в день. «Крышным котам» куски графита попадались не поддающихся не только лопате, но и другим имеющимся подручным средствам размеров, поэтому приходилось пыжиться сбрасывать руками и бегом с крыши вниз.
Не знаю, насколько это правда, но были разговоры о том, что выполнение работ на крыше реактора изначально планировалось другим способом с привлечением технических средств и технологий. Но перепробовав множество различных способов с применением технических средств, у разработчиков этих мероприятий ничего не получилось», – рассказал Baltnews Григорий Шичкин.
Возможно, именно тогда было принято решение выполнить работы на крыше реактора с помощью живой силы. Задание поручили Вооруженным силам СССР. Таким образом военнослужащие и оказались на крыше реактора, получив прозвище «крышные коты».
«Еще как-то по пути на выполнение очередного приказа мы увидели стоявший ЗИЛ. Возвращались обратно, а он все еще стоял на месте. Оказалось, что у него заглох двигатель, а в кузове находилось 30 человек. Мы с Казариновым взяли трос, чтобы зацепить за нашу машину, руки были в кровь, потому что столкнулись со сложными моментами. Провезли их 10 километров, где они пересели на другую машину», – продолжает Шичкин.
«В дембель я ушел 20 октября 1986 года. Но домой попал в ноябре 1987 года. Были и ребята, которые так и не дождались своего увольнения. Но это ребята, которые поехали раньше нас разбирать завалы. В то время о погибших было говорить просто запрещено. Но и был случай, когда один парень решил взять себе на память графитовый кусочек, положив его себе в карман. После этого он умер у нас в лагере», – вспомнил Григорий Васильевич.
К сожалению, часть ликвидаторов ушла из жизни, так и не дождавшись дембеля и закрытия зараженной радиацией территории. По информации Шичкина, одним из таких людей стал Александр Иванович Сковпень. Он, будучи офицером запаса, был направлен на ликвидацию последствий аварии в должности замполита роты.
«Этот почти двухметрового роста человек был душой роты. Благодаря таким людям, людям чести и долга, последствия аварии на ЧАЭС и были ликвидированы, насколько это было возможным. Александр Сковпень ушел из жизни в 1990 году. Почему так рано? Достаточно одного эпизода, чтобы понять.
Пять человек во главе с замполитом роты, старшим лейтенантом Сковпень, получили приказ. Необходимо было срочным порядком сбросить с крыши поврежденного реактора оказавшуюся там в результате очередного выброса трубу. Изучив на экранах мониторов ее местонахождение и положение, отделение в спецзащите направилось на выполнение поставленной задачи. Время для ее выполнения отвели только три минуты. Более этого времени на крыше поврежденного реактора находиться было нельзя. Это было уже испытано практикой. Задержавшиеся дольше спускались с крыши реактора, уже держась за стену.
Отделение под командованием старшего лейтенанта Сковпень до сирены, указывающей об истечении отведенного времени, успело только расчистить эту трубу, сорвать ее с места и приготовить к сбрасыванию. По сигналу отделение спустилось вниз. Рисковать людьми замполит не имел права. Люди уже проходили дезактивацию, но в эту минуту к Александру Ивановичу подошел генерал с вопросом: «Почему замполит не смог обеспечить выполнение приказа?» И чтобы быть честным до конца, старший лейтенант, замполит роты Сковпень, развернувшись, пошел на крышу. Он выполнил приказ, который оказался в его жизни последним», – добавил Шичкин.
Казалось бы, о катастрофе на Чернобыльской АЭС написано уже все. Виновные «атомной чумы» известны, тайные факты раскрыты. Но даже спустя 37 лет воспоминания о том сложном периоде продолжают терзать души ликвидаторов, а их истории в очередной раз напоминают нам о том, кто, жертвуя собой, стоял за спасением человечества.
Причина аварии на ЧАЭС – это конструкция реактора
В беседе с радио Sputnik инженер-физик, эксперт программы «Безопасность радиоактивных отходов» Андрей Ожаровский рассказал о причинах аварии на Чернобыльской атомной электростанции.
«Причина аварии – это конструкция реактора. Реакторы РБМК-1000 действительно были взрывоопасны, работали нестабильно, но это в СССР пытались замалчивать. «Атомщики» вообще люди, которые любят секретность, и до сих пор, собственно говоря, есть к ним множество вопросов. И здесь причина аварии в том, что при определенных режимах реактор не мог не взорваться. Тревожные звоночки были на других реакторах подобного типа – на Ленинградской АЭС, где был выброс радиоактивного йода, но он не привел к повреждению оборудования и не попал в отчеты. Когда судили директора ЧАЭС Брюханова В.П., он в воспоминаниях потом писал примерно следующее: если бы мне, директору станции, было известно про происшествие на Ленинградской АЭС подобного типа, то я мог бы принять меры, чтобы такого не повторилось у меня», – сказал Ожаровский.
Он отметил, что авария на Чернобыльской АЭС показала всему миру, что слепая вера в то, что атомная энергетика безопасна, приводит к спокойствию, к отсутствию планов защиты и адекватных действий при таких авариях. Почти такое же повторилось в 2011 году в Японии.
Полностью комментарий слушайте в нашем аудиоматериале: