В 2016-2017 годах правительство Японии отменило режим эвакуации в большинстве районов префектуры Фукусима, где восемь лет назад произошла авария на атомной электростанции. Удалось ли вернуть жизнь в регион и как живет сегодня город-призрак Намиэ, рассказывает в своем репортаже из Японии корреспондент «Вашингтон пост».
Ложная надежда
Нобору Хонда потерял 12 членов своей большой семьи, когда почти восемь лет назад на префектуру Фукусима в северной Японии обрушилось цунами. В прошлом году у него диагностировали рак, а шансы на жизнь оценили в несколько месяцев. Теперь у Нобору Хонды третье горе: ему приходится наблюдать за последними вздохами родного города.
В течение шести лет Намиэ считали небезопасной зоной после катастрофы на атомной электростанции Фукусима-1 (Фукусима-дайити), ставшей следствием землетрясения и цунами в 2011 году. 11 марта 2011 года мощное землетрясение в Японии спровоцировало аварию на АЭС Фукусима-1. В каждую годовщину трагедии эвакуированные жители возвращаются в родные места. В марте 2017 года правительство отменило режим эвакуации для центральной части Намиэ [находится в 10 км от АЭС]. Однако мало кто рискнул вернуться.
Жители городка разбросаны и разделены. Семьи расколоты. Ощущение общности разрушается. «Прошло восемь лет. Мы надеялись, что теперь все утрясется, — говорит 66-летний Хонда. Однако сейчас худшее время, самый болезненный период». Для жителей Намиэ и других городов, расположенных рядом с АЭС Фукусима, боль обостряется тем, каким образом японское правительство пытается выйти за рамки трагедии, использовать Токийскую Олимпиаду 2020 года как символ надежды и восстановления, как знак того, что жизнь может вернуться в нормальное русло после катастрофы такого масштаба.
Эти попытки связаны также с усилиями по возобновлению японской ядерной энергетики — одной из наиболее развитых сетей атомной энергетики в мире. Шесть игр по софтболу и один бейсбольный матч во время Олимпиады пройдут в Фукусиме — оживленной и свободной от радиации столице префектуры, откуда начнется и эстафета Олимпийского огня. Однако для Намиэ, расположенного гораздо ближе к злополучной атомной станции, этот праздник — лишь пустой звук, говорят его жители.
Масштабы проблемы
Некогда это было сплоченное сообщество фермеров, рыбаков и гончаров, с фруктовыми садами и рисовыми полями, зажатое между горами и морем. Это было место, где люди праздновали и скорбели как одна семья, а семьи жили вместе на протяжении поколений.
Все это исчезло. На главной улице городка открылся небольшой новый торговый центр. Но в нескольких минутах ходьбы от него — заброшенная парикмахерская, на пустых креслах которой годами собиралась пыль. Надпись в баре, предлагающая клиентам чувствовать себя как дома, все еще сохранилась, однако внутри пол завален мусором и обломками. Зал караоке заколочен. Дикие кабаны, обезьяны и пальмовые куницы все еще бродят по улицам, говорят местные жители.
Вернулись всего 873 человека — менее 5% от прежнего населения городка численностью 17 тысяч 613 жителей. Многие боятся — и не без очевидных оснований — что как их дома, так и окрестности все еще небезопасны. Большинство репатриантов — пожилые люди. Только шестеро детей учатся в новой сверкающей начальной школе. Это не место для молодых семей.
Четыре пятых географического района Намиэ — это горы и леса, которые невозможно дезактивировать [от радиоактивного загрязнения] и которые по-прежнему считаются небезопасными для возвращения. Когда идет дождь, радиоактивный цезий из гор попадает в реки и подземные источники воды недалеко от города.
«Гринпис» годами делал тысячи замеров радиации в городах вокруг атомной станции Фукусима. В организации уверяют, что уровень радиации в тех частях Намиэ, где были отменен режим эвакуации, в течение многих десятилетий будет намного превышать максимальную отметку допустимых международных норм, что повышает риск лейкемии и других видов рака до «неоправданно высокого уровня», особенно для детей.
В сельских районах вокруг города уровень радиации еще выше и может оставаться небезопасными для людей даже по истечении нынешнего столетия, делает вывод «Гринпис» в своем отчете за 2018 год.
«Масштабы этой проблемы — явно не та тема, которую правительство готово донести до японского народа, и это лежит в корне проблемы возвращения эвакуированных», — говорит Шон Берни, старший специалист по атомной энергетике в Гринпис. «Сама идея того, что промышленная авария может закрыть для поколений (и даже дольше) целый регион Японии, с ее ограниченностью пригодных для жизни территорий, — лишний раз напомнит общественности о том, почему они правы, выступая против ядерной энергетики», — полагает Берни.
Стены непонимания
Сегодня бывшие жители Намиэ разбросаны практически по всем из 47 префектур Японии, кроме одной. Многие живут в соседнем городе Нихоммацу, в комфортабельных, но изолированных блочных квартирах, где общее пространство и взаимодействие ограничено. С отъездом молодых людей пожилые люди, которые наиболее остро ощущают потерю Намиэ, чувствуют себя еще более одинокими.
«Люди теряют смысл жизни. Чем больше времени проходит, тем больше они теряют чувство человеческого достоинства», — говорит Сигэру Сасаки, бывший фермер из Намиэ.
«Еще как сообщество мы уже страдали от старения населения, — отмечает Кацунобу Сакурай, бывший мэр соседнего города Минамисома. — Теперь же ущерб еще более серьезный, потому что молодые люди не приезжают обратно. Пожилые люди, которые возвращаются, ощущают пессимизм и депрессию. Самая большая трагедия сейчас — это высокий уровень самоубийств».
Казухиро Йошида, мэр Намиэ, говорит, что опасения по поводу радиации — не единственная причина, по которой люди не возвращаются. Многие жалуются, что опустевшему городу не хватает удобств.
Мэру удалось вновь открыть медицинскую клинику, и он надеется, что скоро наконец-то заработает супермаркет, несмотря на недостаточное число жителей. Но учреждение по уходу за пожилыми людьми остается закрытым, поскольку его владелец не может найти сотрудников, рассказывает мэр.
«За последние восемь лет мы стали свидетелями разрушения целого региона, целого сообщества, и будет крайне трудно вернуть людей, — сказал он. — Однако на протяжении истории мы пережили много трудностей. Если мы сдадимся, мы потеряем наш город, и как мэр я приложу все усилия, чтобы предотвратить это».
Но многие жители говорят, что власти слишком грубо пытаются убедить людей вернуться, не оказывая поддержки жителям в их попытках построить новые общины в таких местах, как Нихоммацу, и прекратив компенсационные выплаты в течение года после отмены режима эвакуации. «Мы расстроены. Каждый из нас», — говорит Сасаки, бывший фермер.
В других городах вблизи АЭС люди сетовали, что произвольно назначенные компенсационные выплаты — наибольшие для людей, которых признали находившимся в пораженных радиацией зонах; гораздо меньшие для жертв цунами; и никаких выплат для людей, находившихся всего в миле от наиболее пострадавшей зоны — разделили их сообщества и спровоцировали недовольство и разногласия [среди жителей].
Правительство строит и укрепляет стены у моря вдоль сотен миль Тихоокеанского побережья, чтобы предотвратить удар очередного цунами, однако некоторые жители говорят, что с ними никто не консультировался на этот счет и они не слишком рады, что потеряли доступ к морю.
«В здешние места отчаянно пытаются привлечь и вернуть людей, однако это [возведение прибрежных стен] снижает привлекательность территории для молодежи», — считает Рикен Комацу из рыбацкого порта Онахама. Он работает над восстановлением местной общины и над тем, чтобы повысить уровень осведомленности о проблемах, связанных с восстановлением региона.
Комацу говорит, что процесс реконструкции регламентировался сверху — и эта проблема, по его словам, в более широком смысле отражает то, что представляет собой Япония. «Мы во второй раз переживаем потерю, потому что это далеко не то восстановление, которого бы мы хотели», — отмечает он.
Дом Нобору Хонды, разрушенный цунами, сравняли с землей бульдозеры, чтобы освободить место для новых домов. Но ни один не был построен. «Мы были изгнаны из нашего сообщества, а его уничтожили, — говорит он. — Мы просили город и префектуру воссоздать для нас общину, пускай вдали от дома, однако нас не услышали».
Саймон Динаэр (The Washington Post)