Река Ольховка протекает вблизи единственной на Урале атомной станции — Белоярской АЭС. Но поначалу, как мы ни ходили вдоль ее русла, индикатор радиоактивности едва потрескивал, показывая безопасные 12–18 мкР/час — фоновое значение для местности. Время шло, и мы готовились к возвращению, как внезапно показания подскочили до 40 мкР/час — немного, но выше фона. Мы с оператором замерли. Место было уютное, тихое, возле самодельного моста через Ольховку и ее впадения в Пышму. Копнули влажный грунт, и началось: 83, 113, 138 мкР/час… Максимальное значение в одной из лунок — 210 мкР/час. То есть под ногами у нас де-юре был не грунт, а радиоактивные отходы, из которых ползли вполне жирненькие дождевые черви. Место явно рыбацкое: тут соорудили мост, есть кострища, рогатины для удочек на Пышме. Удивительно? Для Урала — почти нормально.
…Кстати, по дороге к Ольховке мы остановились у Течи на мосту трассы Челябинск — Екатеринбург: здесь в 50 метрах от русла «светят» привычные 100–200 мкР/час — можно индикаторы радиоактивности проверять. А чуть выше по руслу есть места на 600+ мкР/час.
Но сейчас нас интересовала Ольховка: небольшая речка под Екатеринбургом, вытекающая из Ольховского болота, куда сливала радиоактивные отходы Белоярская АЭС. Сброс идет и сейчас, но, по официальным заявлениям, в пределах допустимых норм. В целом, Ольховка не чета нашей Течи: мы попытались копать ее русло в случайных местах, на отмелях, но на глубине в несколько сантиметров мощность гамма-излучения оставалась фоновой, то есть загрязнение тут не настолько зловещее, но оно есть.
Место, где грунт «звенел» на 210 мкР/час (то есть минимум в семь раз выше фона), нашли не мы: еще четыре года назад, в 2020 году, с помощью более сложной аппаратуры его обнаружил физик-ядерщик Андрей Ожаровский (эксперт программы «Безопасность радиоактивных отходов»). Он неоднократно привлекал к проблеме внимание атомной общественности, в том числе, осенью 2023 года во время общественных слушаний на Белоярской АЭС. И в связи с этим нас интересовало, что стало с этим местом после первой шумихи: может быть, загрязненный грунт уже вывезли или подсыпали берега, как в случае с Течей?
А произошло вот что: ничего. Всё осталось так же, как во время «открытия» этого пятака: над поверхностью светит до 100 мкР/час, если углубиться — то и больше. Сам Андрей Ожаровский находил точки, где мощность излучения достигала 400 мкР/час (в лунках).
Опасно ли это? Наш простенький прибор ловил только гамма-излучение, и значения в 100–200 мкР/час, тем более локализованные, не представляют прямой опасности. Но гамма-излучение — лишь симптом проблемы, как температура при гриппе. Местный грунт загрязнен в основном цезием-137, который излучает бета-радиацию, а ее наш прибор не ловит (он фиксирует «гамму» от распада изомера бария, но не распад самого цезия-137). Другими словами, мы видим лишь вершину айсберга, и главный риск здесь — попадание таких изотопов в организм: внутреннее облучение при прочих равных значительно опаснее внешнего.
Как загрязняли Ольховку
Белоярская АЭС является старейшей из коммерческих атомных станций СССР — запущена в 1964 году. Самые дикие годы атомного разгула были уже позади, например, реку Теча бесконтрольно загрязняли в 1949–1952 годах (и в меньших объемах до 1957 года). Однако слив радиоактивных отходов в ближайшие водоемы в 1960-х и 1970-х не считался табу, да и сейчас ситуация не так однозначна, но об этом ниже.
Главным водоемом для Белоярской АЭС является одноименное водохранилище на реке Пышма, вода которого используется для охлаждения тепловой станции (на Белоярской АЭС нет градирен). Но рядом, километрах в четырех, есть еще Ольховское болото, которое является истоком речки Ольховки, впадающей в Пышму ниже по течению. И в первые годы работы Белоярской АЭС в это болото сбрасывали радиоактивные отходы, причем делалось это не исподтишка, а вполне открыто, согласно проекту станции. На Белоярской АЭС события тех лет прокомментировали так:
— Ольховское болото входит в санитарно-защитную зону Белоярской АЭС. Загрязнение Ольховской болотно-речной системы произошло в 1960-х—1970-х годах прошлого века при работе энергоблоков первой очереди Белоярской АЭС (реакторы АМБ-100 и АМБ-200, остановленные в 80-х годах прошлого века, готовятся к выводу из эксплуатации). Накопление радионуклидов произошло из-за несовершенства санитарных норм и правил, действовавших до 1979 года, которые не ограничивали объем сбрасываемых дебалансных вод. Определяющим параметром при сбросе этих вод была лишь допустимая концентрация радиоактивных веществ, регламентируемая действовавшими в годы создания советской атомной энергетики нормами радиационной безопасности. В связи с этим произошло накопление радиоактивных веществ в донных отложениях болота, так как торфяная залежь Ольховского болота является естественным фильтром для радионуклидов.
На станции говорят, что по периметру болота размещены предупреждающие знаки, но их мы не видели — лишь остатки колючей проволоки. Не встретили мы и инспекторов, которые вроде бы проводят здесь проверки границ зоны. Справедливости ради, не нашли мы на болоте и мест с превышением уровней гамма-радиации: она везде была фоновой на уровне 8–16 мкР/час. Это не говорит о чистоте водоема: по словам Андрея Ожаровского, болота за счет торфа — естественного абсорбента — хорошо «впитывают» радиацию, и, чтобы докопаться до нее, нужно бурить глубокие лунки. Собственно, на это и был расчет: болото поглотит и свяжет всю радиацию. Вот только идиллии не получилось, и река Ольховка подверглась загрязнению, разнося радионуклиды дальше по течению в реку Пышма, которая далее несет воду в сторону Тюмени.
«Почему они не заткнули трубу?»
Андрей Ожаровский обращает внимание, что труба, по которой идет слив от Белоярской АЭС до Ольховского болота, функционирует.
— Почему они не заткнули эту трубу сейчас? — задается он вопросом. — Я был там, видел ее, правда, ничего не намерил, видимо, бетонный лоток хорошо промывается.
На самой станции несколько лет назад заявляли, что допустимый сброс с АЭС по радионуклидам в Ольховское болото не превышен, при этом самую высокую долю от допустимого сброса занимает цезий-137 (тот самый, что дает фоны на берегах реки Ольховки). То есть вроде как на станции признают сам факт сброса воды с радионуклидами, но настаивают на ее соответствии нормативам. Андрей Ожаровский считает такую позицию лукавством:
— Как сделать из любых радиоактивных отходов жидкость, которая укладывается в нормы? — спрашивает он. — Ответ: разбавить. Их смешивают с хозяйственно-бытовыми стоками, концентрация радионуклидов получается ниже.
Но в чём вообще логика, ведь в нашей вселенной розовых пони все радиоактивные отходы должны оставаться в пределах АЭС и никак не выбрасываться в окружающую среду?
— Изначально у них есть концентрированные радиоактивные отходы, и, чтобы с ними обращаться, нужно платить деньги и немалые, — объясняет Андрей Ожаровский. — Нужно сделать установки упаривания, твердые отходы сдавать в другие структуры Росатома на хранение, и финансировать это должна сама станция. И они придумали: у нас уже есть труба в болото и есть другие промышленные стоки, которыми можно разбавить эту воду и получить нужную концентрацию. Предположим даже, что они сбрасывают не радиоактивные отходы, тогда что? Химические отходы? Если это чистая вода, выливайте ее к себе в водохранилище, но нет. Думаю, они посчитали, что таким образом загрязнят водохранилище до таких концентраций химических и радиоактивных веществ, что не смогут использовать его воду для охлаждения конденсаторов турбин. Поэтому и льют в болото.
Почему очаг так далеко от болота?
Тот факт, что болото, несмотря на видимое благополучие, загрязнено, говорит обнаруженный очаг в четырех километрах ниже по течению. Андрей Ожаровский говорит, что пока нашел в общей сложности четыре пятна радиации по берегам Ольховки, но, возможно, их больше. Однако почему радиация ложится столь неравномерно: например, мы пытались копать отмели реки, но в их грунте гамма-фон был нормальным. А пятна радиации лежат на относительно высоких местах, куда вода вроде бы не доходит.
— Да, загрязнение пятнистое, это давно известное явление: на Тече наблюдается то же самое, — объясняет Андрей Ожаровский. — Пятна образуются там, где есть сочетание факторов. Например, на дне русла песок, к нему не прицепишься, у него низкая абсорбционная способность. А вот глина — очень хороший поглотитель изотопов. Может быть, раньше русло реки шло по-другому, потому что загрязнения наблюдаются от моста и выше, словно раньше вода текла там.
С помощью гамма-съемки переносным спектрометром Андрей Ожаровский установил, что основным загрязнителем является цезий-137 с периодом полураспада около 30 лет — популярный изотоп, когда речь идет об отходах атомных производств. Он химически активен, поэтому легче вымывается из болота и разносится по руслу реки.
На Белоярской АЭС говорят, что Ольховское болото подвергается регулярному производственному радиационному контролю по регламенту, согласованному с Госсанэпиднадзором.
— Группа внешнего радиационного контроля отдела радиационной безопасности Белоярской АЭС проводит ежемесячный контроль содержания радионуклидов в воде рек Ольховки и Пышмы и ежегодный контроль содержания радионуклидов донных отложений рек Ольховки и Пышмы, — пояснили нам в пресс-службе Белоярской АЭС. — Государственный радиационный контроль осуществляют Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды «Росгидромет» и Центр гигиены и эпидемиологии № 32 ФМБА России. Результаты измерений показывают, что содержание радионуклидов в донных отложениях и на территории реки Ольховки не представляют опасности для населения. Многолетние наблюдения показывают, что выноса радиоактивных веществ в реку Пышму не наблюдается. Многолетние исследования радиационного состояния реки Ольховка специалистами Белоярской АЭС, ВНИИАЭС, ИЭРиЖ УрО РАН показывают, что она находится в стабильном состоянии и ее рекультивация не требуется.
«Если искать только чистые места — найдешь»
Андрей Ожаровский говорит, что после первой шумихи 2020 года для блогеров и журналистов устраивали пресс-туры, привозя к автомобильному мосту через Ольховку. При его строительстве было масштабное изъятие грунта, из-за чего место действительно чистое на сотню метров в каждую сторону.
— Они всегда говорят: вот мы провели исследование в этом лесу, он чистый, — рассказывает физик. — Да согласен я: полно чистых мест рядом со станцией, надо грязные искать! Если дозиметристу ставится задача в грязной зоне найти чистое пятно, он его найдет. А задача общественной важности — найти загрязнения. И мы их находим, хотя куда удобнее было бы проводить эту работу самим специалистам АЭС, которые располагаются тут же.
Опасно ли загрязнение, которое обнаружено на берегах Ольховки? Андрей Ожаровский считает, что дело не в конкретных цифрах на индикаторе радиоактивности, а в самом факте попадания изотопов в окружающую среду.
— Если поставить палатку в этом месте, будут проблемы, но если кто-то просто пройдет мимо, незначительная доза внешнего облучения на здоровье не скажется, — объясняет он. — Другое дело — внутреннее облучение от поглощенных изотопов. Мы установили, что радиоактивные отходы не только отложились, но и дальше прошли в Пышму. Я ее пока не исследовал, но там ловят рыбу, и это первый способ попадания радиоактивных отходов на стол граждан. Да, концентрация в рыбе будет копеечная, но суть в том, что там не должно быть цезия вообще! И у кого-то это дополнительное облучение станет соломинкой, которая ломает здоровье.
Обнаружение таких очагов свидетельствует об ошибочности тезиса, что болота являются барьером на пути радиации. Нет, она вытекает из болот, и интенсивность этой миграции в ближайшие десятки и сотни лет предсказать, вероятно, очень сложно.
Мы не хотим нагонять панику: в конце концов, Теча загрязнена куда основательней Ольховки. Скорее, мы стремимся показать, что атомные объекты далеко не всегда «герметичны» и так или иначе отравляют местность вокруг (а может быть, сильнее, чем мы можем обнаружить своими небольшими силами). Найти такие загрязнения непросто, ведь у человека нет радиоактивного органа чувств, а хорошее дозиметрическое оборудование дорого и требует знаний. В результате тема радиационной безопасности остается крайне спекулятивной: всегда можно как запугать людей на ровном месте, так и нарисовать идиллическую картинку. Истина где-то посредине, но поймать эту середину непросто, потому что есть еще коммерческий интерес, ведь атомная отрасль — весьма капиталоемкая.
Попытки придать атомной энергетике полностью «зеленый» имидж попросту опасны: авария в Чернобыле показала это максимально наглядно. Но даже если не брать в расчет столь экстремальные примеры, разнообразных аварий, выбросов и сливов происходило бесчисленное множество и, скорее всего, еще будет происходить. Потому что основная проблема атомной энергетики — отсутствие надежного способа обезвреживания радиоактивных отходов — до сих пор не решена и при нашей жизни вряд ли решится. Нынешние реакторы Белоярской АЭС на быстрых нейтронах способны использовать компоненты отработавшего ядерного топлива, и СМИ рапортуют о решении проблемы, но мы уже рассказывали, в чём сложности такого подхода. Белоярская АЭС ответила на тот материал подробным комментарием.