Западное побережье Франции. Солнечный и ветреный июльский день, прекрасный вид на Ла-Манш. Система физзащиты, высокий забор, резные автоматические ворота, вход строго по согласованным пропускам – здесь, под симпатичными холмиками со специально выращенной травой, рядом с городом Шербур-Октевиль (Sherburg-Okteville), находится первый в мире пункт окончательного захоронения радиоактивных отходов 3 и 4 классов.
Более десятка журналистов Мурманской области осматривают объект и знакомятся с французским опытом изоляции низко и средне активных отходов (РАО) – именно для этого национальным оператором по обращению с РАО – ФГУП «НО РАО» была организована данная поездка.
Сейчас предприятие реализовывает программу по поиску перспективных площадок для размещения объектов окончательной изоляции РАО 3 и 4 классов в различных регионах России. Первый в России приповерхностный пункт финальной изоляции радиоактивных отходов (ППЗРО) 3-го и 4-го (низкоактивные и особо низкоактивные) классов был запущен в эксплуатацию в ЗАТО Новоуральск Свердловской области в ноябре 2016 года. Сегодня такие объекты создаются в Челябинской и Томской областях.
Одновременно идет поиск перспективных площадок для таких объектов и в Северо-Западном округе, в регионах присутствия объектов использования атомной энергии, в которых имеются накопленные и вновь образующиеся РАО (Ленинградская, Архангельская и Мурманская области). В настоящее время ни по одной площадке в какой-либо области решение не принято.
Однако представители «НО РАО» подчеркнули «Беллоне.Ру», что важно, чтобы журналисты, специалисты и жители данных регионов имели понимание о всем цикле обращения с РАО, включая их захоронение, вне зависимости от того, будет решение о размещении ПЗРО на территории региона положительным или отрицательным.
Система обращения с РАО во Франции
Пункт окончательного захоронения РАО «Ла-Манш» был построен и пущен в эксплуатацию в 1969 году, в 1994 году перестал принимать на хранение новые РАО. Спустя девять лет, в 2003-м объект был окончательно закрыт и переведен в фазу мониторинга, которая продлится 300 лет.
Этот пункт захоронения, как и остальные два, существующие в стране, находится под контролем ANDRA – национального агентства Франции по обращению с РАО. Оно было основано в 1991 году, согласно декрету об обращении с РАО, и подотчетно министерствам энергетики, окружающей среды и научных исследований.
В обязанности агентства входит весь спектр вопросов по изоляции отходов: поиск площадок для пунктов окончательной изоляции, проектирование, лицензирование и строительство объектов, эксплуатация и мониторинг существующих хранилищ, информирование населения, консультационная деятельность. Другими словами, ANDRA – аналог российского «НО РАО».
Финансируется ANDRA, ежегодный бюджет которого составляет порядка 250 млн евро, из налогов от производителей РАО, отчислений от контрактов с производителями отходов, и, конечно, благодаря государственным дотациям.
Сейчас во Франции три пункта окончательной изоляции РАО низкой и средней активности. Пункт на Ла-Манше – первый в стране и в мире. Объем вмещаемых отходов составляет 527 000 кубометров (1,5 млн упаковок с РАО). Это приповерхностный тип хранилища, на котором в год проводят до 10 000 видов анализов почв, воздуха и вод.
Годовой бюджет на обслуживание этого объекта, по словам Мари Пьер-Жермен – начальника отдела работы с общественностью, составляет 5 млн евро. За обслуживание объекта платят производители радиоактивных отходов.
«Это первый пункт окончательной изоляции РАО в мире, до него таких аналогов не существовало. Площадка для него выбиралась не по геологическим соображениям, как это делалось с другими объектами», – рассказала она.
В 1976 году на объекте случилась утечка – в грунтовых водах было обнаружено высокое содержание трития. Утечку ликвидировали, РАО перепаковали, но мониторинг грунтовых вод будет производиться – страшно представить – еще 130 лет.
В интервью «Беллоне.Ру» Мари Пьер-Жермен объяснила, что выбор площадки в далекие 60-е годы прошлого столетия был обусловлен тем, что владельцем данной территории был Комиссариат по атомной энергии страны: по соседству находится французский завод по переработке отработанного ядерного топлива (ОЯТ) AREVA, в соседнем городе расположена атомная станция, а неподалеку собирают атомные подводные лодки.
Кроме того, муниципалитеты, на территории которых выбираются площадки для окончательного захоронения РАО, получают большие поступления в бюджет в виде налогов в период строительства и эксплуатации. Иногда поступления составляют до 90% от бюджета города, но только на период строительства и эксплуатации – несколько десятков лет.
«В регионе большое количество атомных объектов, местное население к ним привыкло, поэтому большого недовольства со стороны жителей не было», – рассказала она «Беллоне.Ру». Но заметив удивление, оговорилась, что, конечно, были и протесты, и недоверие, как ко всем новым радиоактивным объектам. По ее словам, снять конфликты помогла открытость проекта, широкая дискуссия в местном сообществе и постоянная информационная работа.
Ни за что не поверю, что жители какого-нибудь региона с радостью, или, хотя бы нейтрально отнесутся к новости, что в их области появится пункт изоляции или захоронения РАО, а тем более высокоактивных отходов (1-2 класс).
Тема безопасного долговременного хранения РАО очень чувствительна как для регионов использования атомной энергии, которые готовы ее использовать, но не разбираться и не хранить отходы на территории своего региона, так и для экологического движения, которое не имеет единого мнения на этот счет.
Как бы не расхваливали атомную энергетику как стабильный и дешевый (сомнительный аргумент) источник энергии, тот факт, что за результаты ее использования сегодня, будет расплачиваться десяток будущих поколений, делает ее неприемлемой для целого ряда стран.
Образование РАО – существующая нерешаемая проблема всех стран с атомной энергетикой: отходы накапливались десятилетиями, этот процесс продолжается, и будет продолжаться. Многие страны пытаются решать вопрос путем захоронения/изоляции РАО, ставя перед собой основную задачу в обеспечении безопасности процесса сейчас и передачи данных будущим поколениям о том, ЧТО именно тут захоронено.
А вот насколько это решение было правильным, что делать с сотнями гектаров почв, огороженных системой физзащиты и непригодных ни для чего на протяжении нескольких веков, – с этим, к сожалению, придется разбираться нашим потомкам.