35 лет назад, ночью 26 апреля 1986 года, небо над Чернобыльской АЭС близ Припяти осветила яркая вспышка пламени — это взлетели в воздух десятки тысяч тонн радиоактивных частиц реактора, превратив многие километры вокруг в непригодную для жизни планету.
Человеческий фактор. Чья-то ошибка. Ошибка, которая нам слишком дорого стоила. Насколько дорого, мы, наверное, так и не смогли до конца понять по сей день. Укрытый саркофагом четвёртый энергоблок всё ещё жив. И он будет жив, точнее — радиоактивен, ещё не одну сотню лет. По нашим меркам — всегда. Но мы, пожалуй, сделали всё, что смогли. В ликвидации последствий чернобыльской катастрофы участвовали около 3000 новосибирцев. Среди них — кадровый офицер, полковник Александр Юдаков.
Александр Андреевич Юдаков родился в 1951 году в Томске. Среднюю школу окончил в Алтайском крае. В 1973 году окончил Тюменское высшее военно-инженерное училище, получив звание лейтенанта. После училища службу проходил в Забайкальском военном округе в инженерно-сапёрных частях. В 1983 году окончил командный факультет военно-инженерной академии в Москве, в этом же году получил звание майора. Службу продолжил в Средне-Азиатском и Туркестанском военных округах.
А в октябре 1987 года подполковник Александр Юдаков в должности начальника штаба отдела инженерных войск оперативной группы гражданской обороны был направлен в служебную командировку на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Он поехал защищать мир от радиационного заражения и хоронить остатки прежней жизни тысяч людей, которые навсегда покинули те места. Захоронение радиоактивных отходов — так это называется. Отходов и всего, что накопило достаточную радиацию и стало само радиоактивно.
О том, как это было в буднях советских военных, Александр Андреевич рассказал корреспонденту «Новосибирских новостей» в один из тех дней, когда всё мировое сообщество вспоминает, что эта реальность существует не только в сериалах и фантазиях на тему книги Стругацких, не только в компьютерных играх, снимках модных фотографов и экстремальных экскурсиях сталкеров.
Уходили, как на войну
— Как, при каких обстоятельствах вы узнали об аварии на Чернобыльской АЭС?
— О том, что на Чернобыльской АЭС произошла катастрофа, мы узнали, как и все советские граждане, чуть позже — дней пять спустя после взрыва. Никаких директив, указаний и приказов не было. Власти же пытались скрыть это обстоятельство, но такое не скроешь. Кое-какие подробности мы узнали уже от офицеров организационно-мобилизационного управления и работников военных комиссариатов, поскольку они начали набирать ликвидаторов. В основном это были офицеры запаса, а также сержанты, старшины и рядовые, которых направляли в зону ликвидации аварии по повестке через военкоматы.
Набирали специалистов, которые раньше уже имели дело с техникой и приборами радиационно-химической и биологической защиты. На АЭС для ликвидации и обеспечения направляли подразделения и части гражданской обороны, инженерных войск, радиационной и химической защиты, вертолётный состав, железнодорожные, медицинские, военно-строительные и различные другие рода войск — в общем, почти все составы вооружённых сил страны. Как на войну. Я был направлен как офицер инженерных войск в оперативную группу гражданской обороны СССР. Формировалась большая группировка войск, а возглавляли её штатные генералы и офицеры.
— Событие было не рядовое, из ряда вон выходящее. Было ли понимание, что произошло действительно что-то очень серьёзное?
— На момент аварии мы знали, что Чернобыльская АЭС имени Ленина была самой крупной в Советском Союзе. То, что там произошло, в отличие от бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, где американцы использовали ядерное оружие, было взрывом так называемой «грязной бомбы» — реактора. Как такового атомного взрыва не произошло — гриб над АЭС не вырастал. Основным поражающим фактором стал выброс из реактора ядерного топлива, последствием которого стало заражение радиоактивными веществами. Мы понимали, что случилась крупная авария, но насколько крупная, мы, конечно, не знали.
Мы знали, что облако, которое образовалось от горящего реактора, разнесло различные радиоактивные частицы по значительной территории. Прежде всего изотопы урана, плутония, йода, цезия, стронция. Больше всего их выпало вблизи реактора — на территории современной Беларуси, Украины, Российской Федерации. Немало досталось и Европе.
— Как вам сообщили, что вас отправляют в служебную командировку на Чернобыльскую АЭС?
— На тот момент я проходил службу в воинском звании подполковника начальником штаба инженерно-сапёрного полка, который дислоцировался в городе Фрунзе (нынешний Бишкек, столица Киргизии. — Прим. автора). И в августе 1987 года нам пришла секретная директива главнокомандующего сухопутных войск, из которой мы узнали, что из штатных офицеров продолжает формироваться оперативная группа от начальника инженерных войск министерства обороны СССР. Таких оперативных групп было очень много, в них входили специалисты, штатные офицеры, которые могли организовать ликвидацию. Когда я получил директиву, я также узнал, что на Среднеазиатский военный округ, к которому принадлежал мой полк, есть разнарядка и будет отбор офицеров. Мне намекнули, что директиву мне прислали не зря. В начале сентября я уже точно знал, что наша группа едет на Чернобыльскую АЭС менять другую оперативную группу.
Пришёл приказ, в котором значилась моя фамилия. Я отправлялся в командировку в 30-километровую зону Чернобыльской АЭС.
— Вы знали, что именно будете там делать?
— Нет. Задача была поставлена только ориентировочно. Я знал, что будет сформирована группа и я должен буду принять дела от предыдущей группы, которую мы сменим, что у меня в подчинении будет от четырёх до шести воинских частей. Знал, что наша группа будет находиться на АЭС не больше месяца, но в случае получения дозы облучения свыше 25 рентген немедленно отправляют домой. Мы знали, что надо беречься. Я ехал как начальник штаба инженерного отдела оперативной группы.
— Как вы добирались до Чернобыльской АЭС?
— Мне выдали военно-перевозочные документы — и полетел в Киев. В командировочном был указан адрес сборного пункта в Киеве. А уже оттуда нас доставили автобусом до Чернобыля.
Мы уже знали, что город Чернобыль находится в 15 километрах от АЭС и что территория вокруг станции разбита на пропускные зоны: особая, 30- и 60-километровая. Город-спутник Припять находится в шести километрах от атомной станции. Оперативная группа гражданской обороны СССР дислоцировалась в Чернобыле. В Припяти находилась только милиция, там никто не дислоцировался.
Все войска, которые занимались ликвидацией последствий аварии, постоянно находились за пределами 60-километровой зоны, а оттуда выезжали на объекты АЭС.
Война с мирным атомом
— Как и где вас разместили? В каких условиях вы жили?
— В оперативную группу гражданской обороны СССР входило много разных оперативных групп: группа инженерных войск, медицинская группа, группа тыла, радиационно-химической и биологической защиты. Штаб оперативной группы гражданской обороны находился в самом Чернобыле. Нашу группу в составе четырёх человек поселили в четырёхкомнатной квартире жилого пятиэтажного дома в пяти минутах ходьбы от штаба, который располагался в доме культуры строителей АЭС. Точнее, в здании, которое раньше было домом культуры.
Город был мёртвый. Нам выделили, по всей видимости, чью-то прежнюю служебную квартиру, в которой стояли только кровати. Ключи мы приняли от той группы, которую сменили.
— То есть вы постоянно находились внутри 30-километровой зоны?
— Да, в 15 километрах от места взрыва. А ещё была особая зона — непосредственно на самой АЭС. В октябре 1987 года ликвидаторы, которые работали на станции, фактически там и жили.
— Уровень радиации там, видимо, просто зашкаливал?
— С момента взрыва тогда прошло уже больше года, радиационный фон снизился, хотя, конечно, был высоким. Уже был возведён саркофаг. Под реактором был прорыт тоннель, в который залили бетон. Перед людьми, которые работали на самой станции, стояла задача запустить третий энергоблок. Пятый энергоблок на АЭС только строился, четвертый — взорвался. А первый и второй энергоблоки всё это время работали. Они заработали уже через неделю после взрыва. И персонала, обслуживающего станцию, выходило около 5000 человек в смену. Раньше все они жили в Припяти, в этом красивейшем городе-спутнике. После аварии их передислоцировали в город Славутич. Там для них возвели новые здания. Но АЭС продолжала работать — она давала электроэнергию совету экономической взаимопомощи, в который входили социалистические страны Варшавского договора.
— А радиация действительно никак не ощущается физически?
— У меня на пути в район самой АЭС постоянно было такое ощущение, что на зубы надели металлические коронки. Отъедешь километров пять от штаба, и во рту появляется вкус металла.
— А как вы были одеты, какая-то спецзащита на вас была?
— Никакой защиты у нас не было. Примерно раз в неделю нам просто полностью меняли обмундирование. Мы все были снабжены «лепестками», так мы называли маски. Не такие, как мы носим сейчас, — эти намного проще.
— Давайте попробуем нарисовать картину, которую вы, работая в зоне АЭС, видели ежедневно.
— Первое, что бросается в глаза, — это рыжий лес. Он как будто горелый. Сравнить можно с опавшими пожелтевшими сосновыми или еловыми ветками — лес был примерно такого цвета. Ликвидация этого леса тоже входила в нашу задачу. Второе — много было снято заражённого грунта. Всё кругом было засыпано свежим грунтом. Третье — капитальные «могильники», куда свозили разбросанные взрывом радиоактивные вещества. Сначала их устраивали стихийно, чтобы просто убрать всё с поверхности и захоронить. Ну и сама станция, конечно. Огромные машинные залы, осушители, канал — всё это, конечно, поражало.
Военные будни мирного времени
— Каким был график вашего рабочего дня?
— Работали мы примерно по 12-14 часов без выходных и праздников, но для нас это был привычный график. Всё это время мы находились в штабе оперативной группы, а также посменно выезжали в район станции — ставить задачи командирам частей. Трёхразовое горячее питание, на сон — четыре-шесть часов.
Вообще, нас берегли. Почти каждый день мы посещали сауну, где мы могли попариться и смыть с себя радиоактивную пыль, которую подхватывали в зоне станции и в Припяти. Правда, наше время в сауне было распределено с 12 до часа ночи.
Подъём был в шесть утра — умывание, завтрак в столовой. Служба начиналась примерно с 7:30. В это время я уже принимал телефонные звонки, уже был сформирован перечень задач, которые нужно выполнить, я знал, куда подразделения какой части направить, с кем из офицеров, которые командовали частями, нужно встретиться в зоне, чтобы поставить задачу на выполнение работ по ликвидации.
Офицеры подъезжали из 60-километровой зоны через пропускной пункт. На обратном пути при въезде в чистую зону обязательно мыли машины на ПуСО — пунктах специальной обработки.
Я лично осуществлял постановку задач по захоронению рыжего леса, снятию заражённого грунта, демонтажу и дроблению взрывным способом больших конструкций. Все промышленные и строительные объекты были заражены. На строящемся пятом энергоблоке были сосредоточены огромные конструкции — фермы по 100 метров. Они все были заражены, их нужно было убрать и захоронить. Мы эти конструкции перебивали взрывным способом, по частям грузили на транспорт при помощи крана и увозили на захоронение в пределах 30-километровой зоны, за 15-20 километров от станции, туда, где были «могильники» отходов.
В Припяти я непосредственно руководил захоронением личных вещей и автомобилей эвакуированных жителей города. Жителям, которые выезжали из города, ничего брать с собой не разрешали.
Проходила радиационная и химическая разведка — её проводили дозоры войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ). Они определяли места, где фонит. Оттуда надо было всё собрать и захоронить. Именно радиационные разведчики определяли, где нам надо было работать и что нам делать: или лес хоронить, или машины, или личные вещи, или конструкции на промышленной и строительной базе.
Часто приходилось заниматься захоронением автомобилей. Дело было так. Стоят гаражи, они закрыты. Подъезжает трактор. Сварщик приваривает к воротам крюк. Трактор тросом вырывает эти ворота, тащит машину. В наших инженерных войсках есть огромные мощные бульдозеры БАТ-М и МДК-2, которые ротором роют котлован четыре-пять метров глубиной. В этот котлован скидывают автомобили, и по ним проходит гусеничная машина, мнёт их в лепёшку, после чего эти авто засыпают свежим грунтом. Засыпали примерно 50 сантиметров — начинают укладывать следующий ряд.
— А это надёжно?
— Нет, ненадёжно. Мы принимали объекты от предыдущей оперативной группы, которые за свою смену выполнили какие-то задачи. У нас были карты, их задачи и объёмы, которые они выполнили. Выезжаем на местность и берём с собой специалистов РХБЗ, чтобы сделать оценку и составить акт. Приезжаем, радиационщики проверяют и говорят, мол, всё нормально, не фонит. Но какие-то объекты при проверке фонили. Значит, мы делаем себе пометку, что надо засыпать ещё. Вот так постепенно ликвидация и шла.
— А засыпали той же землёй, которую тут же и брали?
— Нет, землю привозили, она, конечно, не фонила. Но на первоначальном этапе всё засыпали этой же землёй, с места. Думали, что захоронят и всё будет в порядке. Но самое страшное, что радионуклиды опускаются в землю примерно на два сантиметра в год. Если они дойдут до глубинных грунтовых вод, то мы не знаем, какая вода в реках потечёт.
Бери и помни!
— Со времени тех событий прошло уже 35 лет. Как сегодня обстоит дело? Местность вокруг АЭС не фонит, могильники не размывает?
— Я знаю, что сейчас зона эта закрыта, все три энергоблока Чернобыльской АЭС работали до 2000 года, четвёртый энергоблок закрыт новым саркофагом. Люди там сейчас не живут, там всё мёртвое. Хотя там постоянно проводят какие-то экскурсии, туда приезжают фотографироваться. Я к этим сталкерам отношусь отрицательно. Неизвестно, куда он попадёт и что он оттуда притащит. Какое радиоактивное облучение получило то или иное изделие, перед тем как его захоронили?
— Настолько большую опасность представляет собой АЭС сегодня? Или сегодня объект уже не опасен?
— Я считаю, что он ещё опасен. Иначе бы туда уже потихоньку переселяли жителей. А тогда из Чернобыля и Припяти эвакуировали абсолютно всех.
Крайне редко кто-то оставался в 30-километровой зоне, в основном это были старики, которые не хотели уезжать.
Я знаю только шесть таких домов в разных деревнях.
— Какой главный урок нам преподнесло 26 апреля 1986 года?
— То, что во главе угла должны стоять безопасность, охрана и чёткое исполнение своих функциональных обязанностей.
За большой личный вклад в дело ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС и проявленное при этом мужество, оперативное и умелое руководство подчинёнными подразделениями и частями инженерных войск Александр Юдаков награждён медалью «За спасение погибавших».