Днем 29 сентября 1957 года в закрытом городе Челябинск-40 прогремел взрыв. На комбинате 817-го производственного объединения «Маяк» взорвалась подземная емкость с высокоактивными радиационными отходами. Челябинскую область накрыло ядовитое облако, последствия от воздействия которого не устранены до сих пор. О том, как люди стали расходным материалом в ядерной державе, корреспонденту «Новой» рассказала Надежда Кутепова, правозащитница и эксперт по закрытым городам и правам жертв радиации.
— «Маяк» — это производственный комплекс в России, который занимается переработкой ядерного топлива и хранением радиоактивных отходов. Он находится в Челябинской области. Первые исторические документы говорят нам о том, что Сталин поставил перед Курчатовым задачу о создании ядерного оружия. Плутоний был создан в лабораторных условиях, но для производства ядерной бомбы требовалось больше места. Выбор пал на Челябинскую область.
По каким критериям выбирали эту площадку? Самолет-шпион не мог даже гипотетически долететь до этого места. Для охлаждения и работы реакторов требовалось большое количество воды — рядом была река Теча. И что особенно важно — малонаселенность местности. Секретность была соблюдена. В 1945 году первые военные и заключенные ГУЛАГа, последних на объекте насчитывалось до 10 тысяч человек, прибыли на территорию будущего Озерска, чтобы копать котлован и строить реактор.
Вся история про «Маяк» омрачена экологическими катастрофами. Когда планировали производить плутоний, не представляли, в каких объемах будут производиться жидкие радиоактивные отходы. Нужно было много пресной воды и для сброса жидких радиоактивных отходов. И куда их стали сбрасывать? В имеющиеся водоемы. Первой пострадала река Теча. Никто не обратил внимания на то, что на ее берегах располагалось 39 населенных пунктов, где жили несколько тысяч человек. Завод, который построили в верховье реки, был секретен. Соответственно, местным жителям ничего не говорили о том, что в водоем сбрасываются радиоактивные отходы.
Так вот, местное население, проживающее на реке, пользовалось водой, так же, как и десять, и сто лет назад. Но в 1949 году это была уже не просто вода, это были жидкие радиоактивные отходы. Верхняя деревня — Митино — располагалась всего в семи километрах от места сброса. Моя коллега по правозащитной деятельности Любовь Ладейщикова, которая проживала в данной деревне, вспоминала, что дети были очень рады тому, что происходило с рекой: мертвые рыбы плавала вверх животами. Они ловили их и с удовольствием жарили на берегу.
Моя мама, которая в этот момент проходила практику в московской клинике № 6 для радиационных больных (эта клиника существует и сегодня), рассказывала мне, что рыба, которую привозили из Челябинской области, когда ее клали на рентгенбумагу, мгновенно давала такой же снимок, как и рентгеновский. Можете представить, какой мощности было радиоактивное облучение. И всю эту воду люди использовали: пили, поливали огороды, стирали, поили скот, купали детей.
— И никто из местных не ощущал перемен в своей жизни от такого соседства?
— Сегодня мы знаем, что в 49–50-е годы, когда «Маяк» сбросил в воду радиоактивные отходы радиоактивностью 3 млн кюри, 75 процентов населения села Мюслюмово заболело лучевой болезнью. Медицинское обслуживание осуществлялось врачами закрытого города. В 1952 году впервые обратили внимание на здоровье населения и поручили организовать стационар на 10 коек для сельского населения.
В 52–54-е годы, когда поняли, что люди массово болеют и умирают, издали кучу нормативных актов, чтобы каким-то образом людям запретить пользоваться рекой.
Что им говорили? Вода в реке отравлена. А вы — деревенский житель — приходите на берег реки, а там, как и раньше плавают утки, на берегу растет трава… Ничего не изменилось для вас, за исключением плавающей мертвой рыбы. Что вы делаете? Если днем берег охраняет милиционер, то вы приходите к реке ночью, поливаете огород, а утром делаете вид, что соблюдаете нововведение. Такая игра со стороны государства.
В 1951-м году принимается решение прекратить сброс высокоактивных отходов в реку Течу и начать хранить их в подземных емкостях (железобетонные сооружения под землей). Среднеактивные отходы тоже прекратили сбрасывать в Течу, теперь их сливали в озеро Карачай. Низкоактивные отходы продолжили сливать в Течу, несмотря на то, что по берегам жили люди. В течение десяти последующих лет 35 населенных пунктов полностью эвакуировали и ликвидировали до состояния чистой лужайки. Эвакуация происходила жестко, потому что люди не хотели покидать родной край.
— Был ли взрыв неожиданным для сотрудников комбината?
— По архивным документам мы уже знаем, что первые недостатки в хранилище были обнаружены еще в марте, но никто не обратил на них внимания. Атомная индустрия страдала головокружением от успехов. Атомщики быстро создали плутоний, сделали ядерный заряд, а потом и ядерную бомбу. И на том, насколько эффективно работало предприятие, базировалось могущество страны. Кто будет обращать внимание на какие-то недочеты? Люди вручную ликвидировали аварийные ситуации, когда, например, застревал радиоактивный материал.
29 сентября 1957 года в 16 часов дня в соцгороде, как на тот момент назывался закрытый город Озерск, шел футбольный матч. Один из рабочих смены заметил, что со стороны комплекса хранения радиоактивных отходов, который в документах называется С-30, идет желтый дым. Сотрудник ушел в основное здание, чтобы позвонить и сообщить об утечке, после чего сразу раздался взрыв. По счастливой случайности никто в этот момент не погиб. Что произошло? Взорвалась подземная емкость с жидкими радиоактивными отходами, 20 млн кюри попали в атмосферу. Сегодня Росатом утверждает, что 18 млн кюри осталось на промплощадке «Маяка», и только 2 млн кюри поднялись на несколько километров и за 11 часов, согласно направлению ветра, сформировали восточно-уральский радиоактивный след. Радиоактивное облако накрыло огромное территорию. 272 тысячи человек попали в зону загрязнения.
Больше всего пострадали два населенных пункта, людей из которых через какое-то время эвакуировали, а дома, хозпостройки и огороды сравняли с землей. Пострадала ближайшая деревня Бердяныш, в которой проживало татаро-башкирское население.
У них изъяли весь домашний скот, который не подлежал дезактивации. Животных расстреливали на глазах у хозяев и тут же закапывали. Людей еще не увезли, как начали разрушать их дома. Картина, поражающая своей жестокостью.
Так как действовал режим охраны государственной тайны; никому из деревенских не говорилось о причинах подобного поведения.
В последующий год государство эвакуировало еще 23 населенных пункта, оставив деревню Татарская Караболка, люди в ней живут до сих пор. На сегодня есть разные версии, почему эта деревня там осталась, но она — самая жизнеспособная: люди сопротивлялись переселению, так как никто не знал истинных причин эвакуации. Когда им было несколько раз предложено переехать и каждый раз они не являлись в пункт сбора, государство просто махнуло на них рукой.
С 1957 года мы имеем 23 тысячи квадратных километров загрязненной территории, 23 выселенные деревни, 272 тысячи облученных человек среди местного населения.
Это было давно, но даже в этом году производственное объединение «Маяк» заключило производственный договор на проведение мероприятий по очистке данной территории от последствий аварий 1957 года.
— Надежда, вас лично данная авария как-то коснулась?
— Моя бабушка, Козлова Надежда Ивановна, приехала в 1948 году строить Маяк, она была инженером. К сожалению, она умерла до моего рождения, у нее был рак лимфатической системы. Мой отец, Гаев Лев Николаевич, родился в Свердловске и был мобилизован 30 сентября 1957 года для участия в ликвидации аварии на «Маяке». Он умирал у меня на глазах с 1983 по 1985 год, у него был очень тяжелый рак кишечника с метастазами в легкие. Для меня это все еще живая история о том, как страдал он, как страдала я в свои 12 лет. Эти двое людей для меня — прямые жертвы деятельности атомной индустрии.
Я родилась в 1972 году в Озерске, никогда не знала, что производится в нашем закрытом городе. Я знала, что у нас есть завод, что мой папа там работает, а моя мама лечит тех, кто там работает. Но серьезно мы заговорили об открытии информации только в начале 90-х годов, когда Росатом впервые опубликовал информацию об авариях и закрытых городах. Все это носило негативный окрас, ведь есть жители закрытых городов, которые имели какие-то льготы и привилегии от государства, и есть жители пострадавших от загрязнения территорий, которые не имели ничего, кроме проблем со здоровьем.
Вот нам, жителям закрытого города, постоянно говорили о том, что вот эти жители окружающих территорий — это не просто люди, это злоумышленники, которые придумывают себе болезни, они даже женятся друг на друге, вместе пьют, чтобы рожать больных детей, а потом идти в суды и требовать с «Маяка» деньги за свои болезни. Эта версия представлялась мне несколько абсурдной, трудно представить себе людей, реализующих столь долгосрочный план для того, чтобы иметь повод пойти в суд. Тем не менее в нашем городе была именно такая росатомовская идеология.
Впоследствии я окончила университет и случайно попала на экологическую конференцию, где впервые услышала выступление экологического руководителя из Озерска. Он рассказал о сбросе в Течу 3 млн кюри, об аварии 1957-го года в 20 млн кюри, упомянул ветровой разнос в 1967-м году над озером Карачай — 120 млн кюри… Плюсом ко всему стандартная ежедневная деятельность, в результате которой вся окружающая территория загрязнена.
Я была шокирована тем, что можно так врать. А как же мы, живущие в Озерске, там же все это отрицают?
Он удивился: почему все всё знают, но мы действуем в интересах государства. Я бегу к маме, задаю ей много вопросов. Выясняется, что в нашей семье была еще одна жертва — моя сводная сестра по отцу умерла от заболевания головного мозга. Я понимаю, что нужно что-то делать, как-то бороться с этим. Как это делать в закрытом городе, где ты всегда под надзором ФСБ? Со всех сторон на меня давили: против государства идти нельзя, ты не имеешь права, мы на эти темы не говорим…
После экологической конференции я создала общественную организацию «Планета надежд», мне хотелось в атмосфере полной безнадеги дать людям шанс на надежду. 15 лет мы активно работали, проводили юридические консультации. Мы участвовали в отселении жителей села Муслюмово. Сегодня я вспоминаю наиболее громкие дела, они же и самые грустные — серьезно пострадавшие люди в большинстве своем не добились справедливости в суде.
Дело внутриутробных ликвидаторов
Наиболее яркое — дело внутриутробных ликвидаторов. Их матери были беременны в момент участия в ликвидации аварии 1957 года либо ликвидации последствий сброса в реку Теча. В тот момент трудовое законодательство не защищало беременных женщин, не видело в этом ничего особенного и руководство завода. В результате в городе родилось очень много детей, которые были больны и вскоре умирали. Но часть этих детей выжили, и примерно в сорок лет у них стали проявляться нетипичные заболевания, связанные с щитовидной железой, иммунитетом, лимфатическим током и обменом веществ.
Когда люди стали обращаться к врачам, те удивлялись, потом брали карточку родителей и говорили: «Все понятно, ваша мама была ликвидатором».
Им выдавали справки, что заболевание связано с воздействием радиации на плод во время беременности, и потом эти справки не давали им ничего. Росатом и «Маяк» сразу заняли такую позицию: поскольку эти люди не работали в ликвидации руками, значит, они в этом процессе не участвовали. Я спорила в суде с юристами Росатома: как можно разделять мать и плод, если они являются единым целым, и на плод воздействие вредных факторов оказывается более сильное? Они были непреклонны: физического лица не существовало, значит, ни на какие льготы у него права нет. Мы прошли все стадии суда, и Верховный суд послал нас к законодателю. В Законодательном собрании сидят лоббисты Росатома, которые не дадут пройти ни одой законодательной инициативе, которая может заставить данную организацию потратить на кого-то хоть копейку.
Дело вдов ликвидаторов
Другая история — дело вдов ликвидаторов. У этих женщин мужья умерли, в основном от рака. Им всем было отказано в компенсации, так как они овдовели до принятия соответствующего закона в 1993 году. Моя мама участвовала в этом деле и стала первой, кто получил данную компенсацию. Но потом «Маяк» у нее эти выплаты, хотя они и были копеечными, отобрал. Судья, которая ранее была юристом «Маяка», сказала мне: «Надя, мы не хотим ни одного прецедента, чтобы в области вдовы ликвидаторов «Маяка» получали хоть какие-нибудь деньги». Чтобы вы понимали: компенсация — это примерно 100 рублей в месяц, которые платит не Росатом, а бюджет страны. Против лома нет приема, и дело мы проиграли. К сожалению, это закончилось для меня личной трагедией — моя мама начала получать эту компенсацию, а потом у нее ее отобрали. У мамы в результате нервного удара быстро развилась деменция, и через год она умерла.
Дело Ксении Казанцевой
Следующее дело — история Ксении Казанцевой, которая родилась у жительницы села Муслюмово. Мама из села уехала, но радиацию увезла с собой. У нее родилась двойня. Один ребенок сразу умер, Ксения выжила, но с тяжелыми неврологическими нарушениями. Медики установили связь ее заболевания с воздействием радиации на мать, ей определили льготы, до 18 лет она ими пользовалась. В первую очередь речь идет о санаторно-курортном лечении. Но по достижении совершеннолетия ровно на следующий день все льготы исчезли. Ксения до 18 лет перенесла операцию, поэтому могла передвигаться на костылях. С рождения у нее была нарушена речь, но был полностью сохранен интеллект. Она даже смогла освоить профессию швеи.
Мы подали в суд, чтобы восстановить ей льготы. Ну что изменилось после ее дня рождения? Страдания не исчезли, болезни те же… Суд нам отказал во всех инстанциях, традиционно отправив к законодателям. А депутатам вместе с Росатомом глубоко плевать на такую девочку, как Ксения Казанцева. Мы пошли другим путем — подали в суд на «Маяк» с требованием обеспечить Ксению жильем в Челябинске, чтобы она могла работать по профессии, потому что в деревне работы для швеи просто нет. Нам тоже отказали. Мы судились с 2007 по 2015 год, за этот период наше дело рассматривали 33 судьи разных уровней. Лучшие юридические умы бились за то, чтобы не дать компенсацию девочке-инвалиду.
Дело Регины Хасановой
И последнее дело, о котором я хотела бы рассказать, это история маленькой Регины из деревни Караболка.
В 1957-м эту деревню не эвакуировали. Более того, местных детей подключили к работе по ликвидации последствий аварии.
Как и все школьники того периода, они участвовали в сборе урожая. И если 28 сентября они урожай выкапывали, то уже 30 сентября им поручили весь собранный урожай закопать обратно. Конечно, и речи не было о мерах радиационной безопасности.
В этой деревне в 2005 году рождается Регина Хасанова, бабушка которой как раз и была ликвидатором аварии в 1957 году. В 2009 году у Регины обнаруживается рак печени, причиной которого, согласно официальному заключению экспертного совета, стало воздействие радиации на ее бабушку. Мама девочки, как второе поколение пострадавших от аварии на «Маяке», начинает получать меры социальной поддержки, но события развиваются трагически — после второй операции Регина умирает. После похорон мама пришла в органы социальной защиты с жалобой на смерть своего ребенка, ей сказали, что ей ничего не положено.
Мы направили документы в экспертный совет, в результате нам прислали подтверждающую бумагу, что смерть наступила в результате болезни, вызванной радиационным облучением бабушки Регины. Мы идем в суд с иском о возмещении морального вреда матери. Суд отказывает с мотивировкой, что в 57-м году не было закона о моральном вреде.
В нашей стране есть огромная когорта людей, которые являются потомками облученных, но они даже не предполагают, что радиация — причина их сегодняшних болезней. И они не могут никуда обратиться, чтобы проверить, вызваны ли их заболевания радиационным воздействием. А почему? Потому что Росатому удалось на законодательном уровне добиться того, чтобы люди не имели возможности получить хоть какую-то компенсацию, если их предок умер до 93-го года. А теперь представьте, многие ли из облученных в пятидесятые годы пережили девяностые?
P.S.
После дела Регины Хасановой общественную организацию «Планета Надежд» признали «иностранным агентом». Посредством СМИ в отношении Надежды Кутеповой была организована травля, в результате которой правозащитница была вынуждена бросить дом, работу и уехать с детьми из страны. Несмотря на это, обращений от людей, пострадавших от радиации, не стало меньше. Борьба за их права по-прежнему остается важным делом в жизни Надежды.
Изольда Дробина («Новая газета на Урале»)